Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты

— Где… у тебя естественно! Тебе чего надо, ты давай прямо, а то намеки, намеки…

— Да нет, так… Ерунда. Звони, если что… — Из трубки послышались короткие гудки. Малянов пожал плечами, затолкал в пасть остатки бутерброда, вытер пальцы о халат и ткнул трубку на рычаг. И в это время в прихожей раздался очередной настойчивый звонок в дверь…

— Хм… — выдавил наконец Малянов. — Все правильно. Ее почерк. Стилистика, пожалуй, тоже не заимствована…

Малянов стоял в прихожей у раскрытой на лестничную площадку двери и вертел в руках мятую записку. Безобразный свой халат он не переодел, но, как видно, он его совершенно не шокировал. Его явно шокировало другое — и это другое понуро стояло на лестничной площадке, словно отбывая неведомое наказание и с испугом глядело на Малянова сквозь толстые стекла некрасивых очков. Это другое было нескладной двадцатипятилетней девицей в длинной унылой юбке и затрапезной неопределенного цвета и формы кофте. За тонкими бледными ногами девицы прятался коричневый чемодан, обвязанный белой бечевкой…

Малянов еще раз взглянул на гостью, потом снова на записку, будто сличая некую копию и оригинал, и несколько раздраженно продолжил:

— Подруга, значит… из Житомира… Лариосик…

— Нет. Мы в Свердловске вместе учились. Только Ира на четвертом, а я на первом…

Девушка немного помолчала и сказала с оттенком просительности в голосе:

— Вы меня простите, Дмитрий Андреевич…

— Алексеевич… — поправил Малянов, не сдвинувшись с места, хотя по любым правилам этикета гостью давно было пора пустить в дом.

— Конечно, простите… Алексеевич… Я понимаю… Лариосик… Я, конечно, некстати, но я сама не знала… — Лицо девушки выражало полнейшую растерянность. — Меня послали… И вот Ира… — Здесь девушка замялась. — Ира тоже…

— Ладно, чего там… — перебил Малянов. — Давайте чемодан… Лидочка?

— Нет, не надо, — девушка испугалась. — Я сама.

— Чего у вас там, золото? — грубо спросил Малянов. — Вон туда идите, к Педро…

— Куда? — растерянно переспросила Лидочка, остановившись в узкой прихожей и удерживая двумя руками тяжелый чемодан за неудобную ручку.

— Вон в ту дверь, говорю! — Малянов протолкнулся между чемоданом и стеной и почти втолкнул Лидочку в детскую…

Лидочка потерянно остановилась среди игрушек и детской мебели.

— Замечательно! — сказал Малянов, обводя рукой комнату. — Вы весьма гармонируете. Белье в шкафу.

— Зачем… белье?

— Чтоб в ём спать. Ясно? Пра-а-а-шу! — Малянов энергично запахнул халат и отошел в угол. Лидочка неловко примостилась на детский стульчик, расставила острые коленки и стала с нескрываемым любопытством разглядывать комнату… Малянов поморщился, но тоже уставился туда, куда смотрела Лидочка. Там, на стене, прикнопленный к желтым обоям висел детский рисунок. В центре его помещался отвратительно черный блин, окруженный странным красным ореолом, из которого плавно исходили ярко-красные извивающиеся щупальца. В нескольких местах картинки были изображены красные существа, похожие на головастиков, но, впрочем, может быть, это были просто капли с белыми глазами. И еще на картине было много разноцветных спиралей и разных завитушек, напоминающих по форме улиток, пружины и даже спиралевидные Галактики…

Подул откуда-то проникший слабый ветерок, картинка закачалась и ожила… Зашевелились щупальца, пополз по бумаге черный блин.

Внезапно стоящий в углу Лидочкин чемодан несколько раз тихо подпрыгнул, медленно развернулся на сто восемьдесят градусов и замер. Загудел за окном воздух. Что-то загромыхало. Малянову показалось, будто его кто-то толкнул — он пошатнулся, оторвал взгляд от рисунка и посмотрел на Лидочку. Лидочка, успевшая перебраться на Петькин маленький диванчик, уже спала, поджав под себя острые колени и подсунув под щеки тонкие ладошки…

Малянов сидел, скрестив на груди руки, и злобно смотрел на лежащий перед ним на пустом письменном столе чистый лист бумаги.

Сколько продолжалось это сидение, сказать трудно, но за окном уже стало совсем темно и мощная лампа над столом была включена. Малянов почесал указательным пальцем левую щеку и снова застыл в прежней позе. На кухне сильно загрохотало, зарычал водопровод. Малянов не шелохнулся. Он не пошелохнулся и потом, полминуты спустя, когда послышалась какая-то возня и взвыл ошалевший за день Калям — похоже было, что ему отдавили лапу. Когда же раздался звон разбитой посуды, Малянов только надул щеки и засопел, продолжая с прежним героическим упорством глядеть на чистый лист бумаги. Механически он достал из ящика мятую пачку «Беломора» и спички. Закурил. Выпустил из волосатых ноздрей клуб дыма. Клуб плавно поплыл по комнате, медленно вспухая и образовывая в воздухе деформированный полый эллипсоид. Распухание вдруг стало дискретным, интервалы между скачками всё увеличивались, пока наконец картинка не застыла, как фотография…