Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты

— Брюн, ох, Брюн… — стонет госпожа Сневар.

— Он согласился, чтобы я пришла в полночь, но я не вытерпела… Увидела, что они играть кончили, и сразу пошла… Тихонько открыла дверь и вошла…

— Дальше, — говорит Глебски.

— Он был там в темноте… Стоял у раскрытого окна… Очень холодно было у него… Я ему говорю: зачем окно раскрыл, холодно ведь… Он еще постоял молча спиной ко мне, расставив руки крестом, а потом повернулся и подошел… и обнял меня весь холодный от мороза…

— Дальше, дальше, — торопливо говорит Глебски.

— Ну и вот… Вдруг раздался грохот, и я сказала: слушай, это лавина! И тут он схватился за голову, будто что-то вспомни снова бросился к окну, но сейчас же вернулся, схватил меня плечо и выбросил в коридор. Я чуть не растянулась… И дверь хлопнул и на ключ заперся… И всё. Я разозлилась ужасно пошла к себе и сразу завалилась спать…

— Так, — произносит Глебски — Он бросился к окну… Может быть, кто-нибудь позвал его снаружи?

— Нет. Я не слышала.

— А в коридоре вы никого не видели?

— Никого. Пауза.

— Больше вы ничего не можете мне сообщить? Брюн трясет головой. Глебски поднимается.

— Ладно, — говорит он. — Пока на этом закончим. Вы понимаете, конечно, что вам придется повторить этот рассказ, когда начнется официальное следствие. Покойной ночи.

Он выходит, оставив госпожу Сневар с племянницей. В холле он садится рядом с Симонэ и некоторое время молчит. Симонэ терпеливо ждет.

— Теперь я уже вообще ничего не понимаю, — говорит Глебски. — Девчонка, конечно, говорит правду…

— Так это все-таки девчонка?

— Угу… У нее с Олафом был романчик, она к нему заявилась, и он ее почему-то выставил… Да мне и раньше было ясно, что она к убийству не причастна, иначе почему номер Ола был заперт изнутри?

— Слушайте, Глебски… — начинает Симонэ и останавливается.

— Ну?

— А почему мы, собственно, так уверены, что имело место убийство? Почему именно убийство? Инспектор с интересом смотрит на него.

— А вы что предлагаете?

— Конкретно я ничего не могу предложить… Имеет место мертвое тело со свернутой шеей и вывернутыми руками. Так? Но мы ведь не врачи! А может быть, у него был приступ… или еще что-то в этом роде… Вот ведь вы говорите, что он выставил девушку… Должна же быть причина, по которой здоровенный парень, кровь с молоком, отказывается вдруг от… гм… ну, вы понимаете…

— Понимаю, — уныло соглашается Глебски. — И мы, конечно, не врачи… Но сопоставьте все остальное. Ложный вызов. Присутствие по соседству гангстера. Пистолет. И тут же — труп.

Некоторое время они молчат. В холл выходит госпожа Сневар, приближается к столику и останавливается, глядя на Глебски сверху вниз. Глебски поднимает голову.

— Ну, как она?

— Немного успокоилась. Вы не сердитесь, господин Глебски, за нашу маленькую мистификацию… ну, по поводу того, что мальчик она или девушка…

— Да я не сержусь. В конце концов, какое мне дело, всяк по-своему с ума сходит…

— Понимаете, она как приехала, так сразу наказала мне скрывать.

— Ладно, ладно. Не имеет значения… Ну, что же, друзья мои, идите-ка вы спать, а я уж здесь подежурю… А завтра с утра снова за дело возьмемся.

Симонэ поднимается.

— Действительно, — произносит он. — Пойду посплю. Спокойной ночи, Глебски. До свидания, госпожа Сневар.

Он уходит и начинает медленно подниматься по лестнице. Госпожа Сневар еще стоит некоторое время, глядя на инспектора, затем поворачивается и быстро уходит за портьеру.

* * *

Ночь. Тишина царит в отеле «У Алека Сневара». В холле спит, растянувшись в кресле, полицейский инспектор Глебски. И на столике перед ним лежит немецкая армейская винтовка, и тускло отсвечивает под лампами потолочной люстры вороненый зловещий ствол.

Тикают ручные часики инспектора — показывают без четверти час. Пальцы инспектора беспокойно вздрагивают — как будто ловят и никак не могут поймать преступника. И снится ему далекое прошлое, герои которого — настоящие, герои трагедии, которая столь загадочно разыгралась перед полицейским инспектором за последние сутки…

Инспектор в полной своей полицейской форме сидит в окопе, а на него, размалывая гусеницами проволочные заграждения, движется танк, украшенный ненавистным черным крестом. Танк надвигается на инспектора, а в руке у инспектора превосходная, испытанная противотанковая граната, и он прикидывает ее перед броском, прилаживает перед броском в руке, а танк все надвигается, и инспектор — нет, он уже просто солдат в пропотевшей куртке, в круглой каске — отводит руку перед броском, как вдруг появляется госпожа Сневар, хватает его за руку и кричит: «Что вы делаете? Разве вы не знаете, что против вурдалаков годятся только серебрянные пули?» И инспектор пытается оттолкнуть ее и кричит физику Симоне: «Я же должен убить эту машину! Помоги!» А Симоне, отвернувшись, бормочет: «А откуда вы взяли, что здесь— убийство?» А танк все ближе и ближе, и уже виден в раскрытом люке злорадно ухмыляющийся лик Хинкуса, а госпожа Сневар крепко держит его за руку с гранатойи кричит: «Мое бедное дитя!..» И инспектор просыпается.