Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты

Описание взрыва космического корабля описывалось подробнее: «Яркая голубая вспышка озарила все вокруг, словно молния ударила в обрыв над головой, и сейчас же наверху загрохотало, зашипело, затрещало огненным треском. Максим вскочил. По обрыву сыпалась сухая земля, что-то с опасным визгом пронеслось в небе и упало посередине реки, подняв фонтан брызг вперемешку с белым паром. Потом все стихло. Максим торопливо побежал вверх по обрыву. Наверху шипело и потрескивало, пахнуло горячей гарью».

Несколько отличались и мысли Максима после взрыва корабля:

Попался, думал он. Вот так попался… Аккумуляторы взорвались, не иначе. Неужели там что-нибудь закоротило? А киберпилот куда смотрел? Дурачок обидчивый, куда же ты смотрел? Впрочем, нет, ты же был выключен. Авторемонт был включен, и экспресс-лаборатория. Совершенно непонятно. И неважно. Теперь все это неважно, а важно то, что начинается настоящая робинзонада. Недетские игры. Не веселое развлечение. А по-настоящему — голый человек на неизвестной планете. Робинзон на обитаемом острове. Надо же: ничего у меня нет — шорты без карманов и кеды, и никто в точности не знает, где я, а если бы даже и знали — то ведь это же все-таки не остров… Он прислушался к себе. Страха не было. И отчаяния не было. Ничего такого описанного в книгах не было. Было любопытство: как-то ты теперь вывернешься? Было даже удовлетворение: вот теперь и руки-ноги пригодятся, хотя голова, пожалуй, по-прежнему нужнее. И было какое-то странное незнакомое ощущение — полноты ответственности.

В первом варианте рукописи в начале путешествия Максима, где описывался окружающий его мир, была вставка: «…он шел все время вверх, в гору, но подъема не чувствовалось, ему казалось даже, что он спускается…» Во втором варианте это было вычеркнуто, но вписано другое: «…он шел, все еще думая, куда идет, все еще прислушиваясь к себе, внимательно и настороженно обшаривая закоулки своей души, готовый беспощадно задавить все, что ему может теперь помешать: страх, отчаяние, тоску, истерику…» Затем вычеркнуто и это. А чуть позже вписано: «Его потянуло вернуться, посмотреть в последний раз, попрощаться, но он тут же перехватил этот сентиментальный порыв и ядовито высмеял себя».

Вместо «а как известно, съедобный на чужой планете с голоду не умрет» в рукописи было: «Джулиан, помнится, сформулировал этот биологический принцип так: „Если на чужой планете тебя съели, значит ты не рисковал там умереть от голода“».

Вместо «И потом, все-таки сначала нужно собрать нуль-передатчик…» в рукописи: «Что у них здесь было? Свалка?»

В докладе Зефа о встреченном им в лесу Маке в рукописи были еще такие подробности:

…один раз вытащил его, Зефа, из топи и вдобавок время от времени хватал его, Зефа, под мышку и пробегал с ним шагов по двести-триста. «В первый раз я его чуть не застрелил с перепугу, но потом ничего, привык».

— Поэтому я думаю, что парень здоров как бык, к выродкам никакого отношения не имеет, но здесь у него… — Зеф постучал себя по лбу, — явно не в порядке.

В рукописной правке приведенного отрывка позже были заменены слова Зефа: