Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до "Трудно быть богом": черновики, рукописи, варианты.

Первый опубликованный рассказ Стругацких (если не считать отрывка повести «Извне», напечатанного как отдельный рассказ) сохранился в нескольких черновых вариантах. Работа над рассказом велась в основном в сторону сокращения текста, уменьшения научности и увеличения увлекательности. Была переделана завязка рассказа — убран эпизод, предшествующий тому, как Урм остался один.

СПОНТАННЫЙ РЕФЛЕКС

(научно-фантастический рассказ)

Урм стоял посередине комнаты, а Николай Петрович и Ратиани озадаченно глядели на него. Затем они поглядели друг на друга. Николай Петрович сказал:

— Попробуем еще раз?

— Попробуем.

Николай Петрович откашлялся.

— Урм, — начал он, — подойди…

— Пароль, — торопливо подсказал Ратиани.

— Урм-Ар, подойди сюда.

Урм медленно повернул к ним плоское лицо. Они затаили дыхание. В узких глазах Урма зажглись и мгновенно погасли зеленые огоньки. Сухой, лишенный интонаций голос произнес:

— Не хочу.

— Неслыханно, — пробормотал Ратиани.

— Урм-Ар, — сказал Николай Петрович, четко выговаривая каждый слог, — Урм-Ар, почему ты не хочешь подойти?

— Мне надоело, — ответил Урм.

Николай Петрович выругался.

— Погоди. — Ратиани поскреб подбородок, подумал. — Вот что. Урм-Ар, помножь двести пятьдесят семь тысяч шестьсот тридцать девять на триста восемьдесят три.

Прошла секунда, другая.

— Ответ, — сказал Урм. — Девяносто восемь, точка, шесть сот семьдесят пять, точка, семьсот тридцать семь.

— Правильно? — спросил Николай Петрович.

Ратиани пожал плечами.

 — Откуда я знаю? Я же не считал… Наверное, правильно.

— Ты заметил, что он считает медленнее?

— Пожалуй.

Они помолчали. Ратиани грыз ногти. Николай Петрович встал и обошел вокруг Урма.

— Фантастический урод, — пробормотал он. — Похож на помесь купеческого комода с кенгуру.

Урм невозмутимо молчал. Николай Петрович вернулся к столу и посмотрел на Ратиани.

— Ну, что будем делать?

Ратиани опять поскреб подбородок, скрипя двухдневной щетиной.

— Не знаю, дорогой, — сказал он. — Не знаю. Странное дело.

В Жизни не видел ничего подобного.

— Сознательное неповиновение, — сказал Николай Петрович. — Подумать только! Он не хочет, ему надоело… Прямо голова кругом идет. — Он наморщил лоб, шумно вздохнул.— Сознательное… Чушь, конечно. Но сами мы не разберемся. Придется оставить для Стремберга. Стремберг…

— Товарищ Стремберг вышел, — объявил Урм. — Что ему передать?

Ратиани схватился за голову, а Николай Петрович вскочил, разъяренный.

— Передай Стрембергу, скотина ты этакая, что в тебе слишком много ослиного упрямства!

— Хорошо, — безразлично сказал Урм.

— Черт знает что. — Николай Петрович сел, затем снова вскочил. — Слушай, Ратиани, либо это огромная, небывалая победа, либо…

Он замолчал.

— Либо? — спросил Ратиани.

— Либо… Посмотри на Урма!

Урм тихонько покачивался на коротких ногах, поворачивая куполообразную голову вправо и влево. Черные отполированные раковины ушей шевелились, в глазах вспыхивали и гасли зеленые огоньки.

— Кто-то идет, — сказал Ратиани.

Дверь распахнулась, и на пороге появились Стремберг и инфраоптик Костенко, оба веселые, замерзшие, с ног до головы покрытые снегом.

— Наконец-то, — пробормотал Николай Петрович.

— Добрый вечер, дрессировщики! — крикнул Стремберг.— Как дела?

— Здравствуйте, как поживаете, — сказал Урм.

— Отлично, Урм, здравствуй, Урм.

Костенко отряхивал доху и топал ногами в унтах, не спуская глаз с Урма.

— Вот ты какой, оказывается, — сказал он. — Я думал, ты повыше, постройнее.

— Ничего. — Стремберг вытер мокрое красное лицо носовым платком. — Ничего, нам его не женить. Правда, Урм-Ар?

— Для передачи Стрембергу, — сказал Урм. — Во мне слишком много ослиного упрямства.

— Что такое? — изумленно спросил Стремберг.

— Слишком много ослиного упрямства, — повторил Урм.

Стремберг повернулся к Николаю Петровичу.

— Это еще слишком мягко сказано, — мрачно проворчал тот. — Он не слушается.

— То есть?

— Он отказывается выполнять приказания, — пояснил Ратиани. — Говорит, что ему надоело.

Костенко захохотал, разевая широкую белозубую пасть.

— Может быть, требует прибавки жалования?

— Может быть, — сухо ответил Николай Петрович.

Стремберг сел к столу, взял у Ратиани папиросу, закурил.

— Рассказывайте, — потребовал он.

— А что здесь рассказывать? — сердито сказал Николай Петрович. — После обеда, когда ты уехал, взялись за проверку логических цепей. Шахматные задачи, интегральные уравнения и прочее. Сначала все шло хорошо. Но когда перешли на систему силы и движения… Да ты попробуй сам.

— И попробую, — сказал Стремберг. — Урм-Ар, шаг назад!

Урм качнулся, но не двинулся с места. Костенко перестал улыбаться.

— Смотри-ка…

— Урм-Ар, шаг вперед!

— Не хочу, — сказал Урм.

Воцарилось молчание. Костенко встал и отошел к двери.

— Я плохо разбираюсь в этих ваших анализаторах и полях памяти, но… Мало ли что ему придет в голову!

Стремберг положил окурок на край стола.

— Та-ак, — медленно сказал он. — Это я, пожалуй, не учел.

Николай Петрович и Ратиани вопросительно взглянули на него.

— Что ты не учел? — осведомился Николай Петрович.