Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1942-1962 г.г.

Курьезный случай. Вчера мы с Ленкой ходили за покупками, и вдруг я нашел рубль. Хотел уже оставить его там, где он лежал, но Ленка заявила, что найти рубль на московской улице — дело не частое, это, верно, к добру. Я, кстати, очень беспокоился о том, дошла ли до тебя моя бандероль. И представляешь себе, возвращаемся домой — приносит почтальон твое письмо. «Доплатное». «Сколько?» — «Рубль». Кстати, ты таких вещей больше не делай — могло никого не оказаться дома, и получил бы я твое письмо через дня два.

«Извне» сдал в «Технику молодежи», велели позвонить двадцатого. Рассказ зря хаешь, по-моему, он не плохой. А что суховат — так этого требует стиль, в таких обстоятельствах размазывать было бы неправильно, на мой взгляд.

Идеи мне твои не нужны, писать надо вместе. Фирма «АБС» должна действовать единым фронтом. Итак, жду набросков твоего рассказа о беспутном журналисте. В свою очередь пишу тоже небольшой рассказик — под влиянием Ефремова. Только — видишь ли, во мне заговорил патриот нашего земного человечества, и хочется иметь возможность помочь отстающим человечествам других миров. Это фон рассказа. Сам рассказ малосюжетен, прочтешь, будешь обрабатывать — посмотришь.

Всё время думаю о том, как бы сделать из СБТ конфетку. Есть соображения, а) Убрать угробление Гриши — выглядит плохо. Прежде всего потому, что окрашивает основные работы экспедиции в мрачный оттенок. Угробить его на обратном пути или в конце работ, да еще как-нибудь с самопожертвованием — вот было бы здорово. Или просто сжечь его вместе со Строговым — самое правдоподобное, б) Заново продумать композицию третьей части в смысле показа болота. У нас получается скверно пахнущий разрыв, «бланк» — едут через болота к «Голконде», пробираются через болота назад — и не показаны чудеса. Все дается только в последней главе. Неправомерно. Может быть, посадить все-таки «Хиус» в пустыню, а потом изобразить в отдельной главе либо продирание через болото «Мальчика», либо продирание через болото Громыко и Бирского. Последний вариант лучше — возможность смешения бреда с действительностью и усиленные муки жажды. Но тогда нужно найти чем заполнить главу о Мих. Ив. в) Надо исправить нелогичное на посторонний взгляд оставление «Хиуса» после создания ракетодрома. Он должен был «бы» перелететь, но почему-то задержался. И т. д. и т. п.

Насчет СБП напишу позже, когда окончательно оформится план. А пока — будь здоров. Большущий привет мамке. Поцелуй ее. А также привет Адочке.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 24 ОКТЯБРЯ 1957,[232] М. — Л.

«Поздно, поздно!» — кричал Вольф. Пена и кровь текли по его подбородку.[233]

Дорогой Бобкинс!

Поздно. События разворачивались с необычайной быстротой. Правда, смею надеяться, что я вышел из положения с честью. Кажется, я звонил тебе в понедельник. Вечером того же дня я воспринял в качестве противогриппозного средства много водки и не работал. Утром во вторник вдруг звонит на работу ко мне Моралевич — это их редактор по научной фантастике, между прочим, далеко не кретин и хороший парень — и требует срочно доставить в редакцию рукопись на предмет иллюстрирования. Они якобы хотят сделать цветную вкладку и так далее. Я понесся. Да, предварительно я единственный экземпляр рукописи разделил на четыре части и заставил четырех машинисток отпечатать его за полчаса — ведь работать-то надо и мне тоже! Между тем накануне <…> я обдумал небольшой планчик, коий и изложил Моралевичу. Он принял благосклонно, я принялся за дело. Завтра я тебе вышлю то, что получилось. Пока лишь скажу, что рассказ сохранен полностью — во всяком случае внешне — и только облит сверху (сиречь сзади и спереди) сладкой глазурью благополучия. Так что в основном дело в шляпе. В редакцию рассказ попадет в соответствии с новыми сроками — было приказано сдать его к двадцать пятому. Сегодня я его добил окончательно и опять сдал машинисткам. Разор один. Завтра отвезу. В общем, поскольку это зависит от Моралевича, рассказ будет напечатан в январском номере… гм… нумере, конечно.