Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1942-1962 г.г.

От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы не скитались мы в пыли.
С «лейкой» и блокнотом,
А то и с пулеметом
Мы с тобой, товарищ мой, прошли.
Без глотка, товарищ,
Песни не заваришь,
Так давай за дружеским столом
Выпьем за писавших,
Выпьем за снимавших,
Выпьем за шагавших под огнем.
Там, где мы бывали,
Нам танков не давали,
Но нас не остановишь никогда.
На пикапе драном
И с одним наганом
Первыми вступали в города.
Выпьем же за эмку,
За У-2, за ленту!
Выпьем же, товарищ, за успех!
Помнишь, как шагали,
Как плечом толкали,
Как мы поспевали раньше всех.
За газету нашу,
За друзей, шагавших
В пекле, где кипел жестокий бой,—
Кто-нибудь услышит,
Кто-нибудь напишет,
Кто-нибудь помянет нас с тобой.
От ветров и стужи
Песни стали хуже,
Но мы скажем тем, кто упрекнет:
«С наше покочуйте,
С наше поночуйте,
С наше повоюйте хоть бы год!»

Хорошая песня, правда? А вот еще куплет из другой песни на тот же мотив:

Гусеницы, крылья,
Корпус, эскадрилья —
Мешанина стали и огня.
Кровь течет на руки,
Кровь сочится в люки,
Стынет кровь в канаве у плетня.
Дым и смрад пожарищ
Ты прошел, товарищ,
В крошеве металла и костей и т. д.

Это — песня разведчиков. Еще не написана.

Ну, ладно. Кстати, почему ты думаешь, что я не читал Диккенса? А уж про мистера Стиггинса[21] и его красный нос — о! это можно запомнить.

И еще, мало пишешь, мой мальчик. Нехорошо забывать друзей.

Я живу хорошо, все в порядке. Поцелуй мамочку. Пока кончаю. Целую и жму руку,

Твой Арк.

P. S. Забыл, какую книгу ты упоминал, но я ее не знаю. Напиши.

Читал «Человек-ракета»?[22]

Еще один «солдатский треугольник». Здесь АН упражняется в стилевом разнообразии письма: изящная архаика и сжатый стиль военного донесения заканчиваются нарочитым просторечием:

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 23 МАЯ 1948, М — Л.

Здравствуй, дорогой брат Наш Борис.

Мы в Нашем последнем письме выражали надежду Нашу, что Ты известишь Нас о том, какими книгами, в частности, какими новыми научно-фантастическими романами сможешь ты усладить Наше сердце, ибо не только одной пищей телесной жив человек, о чем ты, вероятно, достаточно наслышан, а то и сам испытал. Однако, к великому прискорбию Нашему, Мы все еще не можем похвалиться тем, что братья Наши и подданные охотно и быстро выполняют Наши просьбы и поручения. Впрочем, вероятно таков уж век. Будь, однако ж, уверен, что, возвратясь из дальних странствий,[23] в коих Мы сейчас пребываем, Мы выясним с пристрастием, каковы были причины столь странной невнимательности и небрежения к просьбам Нашим.

В остальном Мы живы и здоровы. Сегодня в ходе боев подошли к оборонительной полосе пр<отивни>ка «Экзамен», коея имеет охранять подступы к 5-му курсу, а паче всего — к отпуску. В результате первой стычки нашего авангарда с охранением пр<отивни>ка, группа охранения «Лексикология», численностью до батальона, пр<отивни>к разбит и обращен в бегство. Разведка доносит, что на той неделе встретим другую группу «Иероглифика». Но это все пустячки, а вот с 1-го июня с. г. начнем штурм главной полосы. Начинается она системой «Яп. язык». Подробности милостиво сообщим.

Кстати, матушке нашей передать не опусти Наши поклоны и ручку ей облобызай. Да не бузи там, черт, а то вернемся, получишь костылей между плеч-то.

Засим остаемся брат твой Арк.

А в этом письме рассказывает о своей учебе:

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 10 ИЮНЯ 1948, М. — Л.

Здравствуй, дорогой братишка.

Очень рад, что ты так блестяще закончил разгром восьмиклассной коалиции и вышел теперь на оперативный простор отдыха и занятий спортом. Не сомневаюсь, что анатомию ты тоже сдал на пять.