Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы

Действующая армия, чем дальше, тем больше, превращалась в громадный базар. Германцы, уже широко предпринимавшие переброски лучших соединений во Францию и даже Италию, выжидали, пока Восточный фронт рухнет сам собой. Директория намеревалась поставить вопрос о выходе России из войны, что приурочивалось к созыву общесоюзной конференции в Париже. Лишь Октябрь помешал А. Ф. Керенскому нарушить обязательства перед союзниками. Такая ситуация есть неминуемое следствие того государственного переворота, что был предпринят либеральной оппозицией в феврале-марте 1917 года.

Ослепление крупного капитала жаждой власти превзошло все разумные рамки. Недаром Маркс и Энгельс говорили, что во имя перспективы стопроцентной прибыли капитал не остановится ни перед чем. А здесь в руки переходила бы громадная страна — какие уж тут сто процентов? Наш современник может получить примерное представление о том, что ждало бы Россию после 1917 года, опираясь на собственный опыт девяностых годов двадцатого века с межнациональными конфликтами, мгновенным обнищанием львиной доли трудящегося населения, вымиранием десятков тысяч, не сумевших перенести тягот нового режима людей, владычеством криминала и переходом большей части национального богатства в руки узкой группы приближенных к «всенародно избранному президенту» воротил, получивших условное наименование «олигархов». На этом фоне призывы верховной власти к строительству гражданского общества и закреплению в Конституции принципа правового государства являются насмешкой над гражданами нашей страны.

Для многих солдат нахождение их в тылах фронта оказалось более выгодным, нежели немедленное возвращение в родные деревни. В октябре 1917 года ген. А. П. Будберг писал в своем дневнике: «Многие солдаты старых сроков службы, получившие от Керенского право вернуться домой, отказались от пользования этим правом и предпочли остаться на фронте, продолжать получать жалованье, продовольствие и разные недоеды и недодачи. И в то же время ничего не делать, ничем не рисковать и заниматься торговлей, сейчас очень выгодной. Петроград, Москва, Киев, Одесса и главные города тыла переполнены старыми „дядьями“ и молодыми подсосками, торгующими на улицах едой, папиросами, одеждой, награбленным имуществом и т. п.».[360] Но факт пребывания в составе армии был не просто так. Весь смысл этих действий заключался в том, что старые солдаты, продолжая числиться в Вооруженных силах, оставили сами окопы, не подвергая лично себя опасности.

Объединение всех тех юридически продолжавших служить в армии солдат, что намеренно оставили фронт, не имея на то права, и очевидных дезертиров, по мнению современников, является вполне приемлемым. И те, и другие не могли принести никакой пользы агонизировавшим Вооруженным силам. Возможно даже, что те солдаты, о которых сообщает генерал Будберг, легли на государство более тяжелой нагрузкой, нежели солдаты, окончательно оставившие фронт.

Оценивая характер дезертирства в ходе революции, ген. Н. Н. Головин считает: «Мы будем близки к истине, если скажем, что к 1 ноября 1917 года число явных и „скрытых“ дезертиров должно исчисляться цифрой более чем в два миллиона. Таким образом, к концу войны на каждые три чина Действующей армии приходилось не менее одного дезертира».[361] Представляется, что данные цифры еще минимальны.

Правда, официальные данные Ставки говорят о ста семидесяти тысячах дезертиров после революции, но эта цифра — лишь те сведения, что вообще дошли до Верховного главнокомандования. Кроме того, сюда, очевидно, не входят данные за осень, практически переставшие поступать в высшие штабы. Действительно, перепись 25 октября 1917 года показала, что фронт еще считает в себе миллионы штыков (вернее — «едоков»). Но вот велика ли была их реальная боевая ценность? События февраля 1918 года, когда русские дивизии бежали от немецких рот, показывают, что война для России была к середине осени уже окончена.

Размах дезертирства, наряду с нежеланием тех солдат, что еще оставались в окопах, воевать, и бессилием власти изменить ситуацию каким-либо иным путем, помимо немедленного выхода России из войны, стали одной из важнейших причин падения режима Временного правительства. Совокупный эффект таких обыденных форм сопротивления как дезертирство солдат с фронта, отказ деревни передать государству продовольствие, забастовки в городах и на транспорте, придал параличу власти необратимое движение. Временное правительство своей политикой за восемь месяцев приблизило собственный крах, равно как и крах страны.