Русские тылы забивались громадными массами в большой мере насильственно эвакуируемых беженцев. И вероятность гибели (особенно для женщин и детей) здесь была более высока, нежели для того, чтобы выжить. Достаточно сказать, что, по данным П. И. Изместьева, к концу июля только в районе крепости Брест-Литовск и города Кобрина
Львиная доля той беженской массы, что скопилась вокруг Кобрина, являлась православным населением Холмской губернии, которое вняло призыву уважаемого в области архиепископа Холмского Анастасия. Сюда же стекались и поляки, и часть евреев. Какая-то доля этих беженцев была насильно выгнана из своих домов казаками, которые, выполняя приказ Ставки, оставляли после отступавшей русской Действующей армии «выжженную пустыню».[427]
Поэтому процент жителей Холмской губернии среди той массы беженцев, что отходила вместе с армиями Северо-Западного фронта, оказался весьма велик. Впоследствии главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. М. В. Алексеев, получивший исчерпывающую информацию о положении беженцев и их страданиях, препятствовал насильственному принуждению жителей к эвакуации со стороны войсковых частей.Надо сказать, что летом 1915 года беженцы постоянно ожидали начала русского контрнаступления и, следовательно, своего возвращения домой. То есть отходить в глубь России они не торопились, держась близ линии фронта. Соответственно, в условиях общего отхода русских войск и дезорганизации снабжения на долю беженцев выпадали дополнительные страдания, увеличивавшие число жертв среди наиболее слабых — детей, стариков, женщин. Е. А. Никольский в своих воспоминаниях описывает тяжелейшую дорогу отхода кобринских беженцев через Пинские болота в Минскую губернию: «Кто не присутствовал на пути прохождения Пинских болот массой беженцев, тот не может представить себе все страдания, испытанные несчастными людьми». В связи с тем, что болотную воду нельзя было пить, люди умирали сотнями. Первые трое суток германская авиация бомбила колонны беженцев, стремясь внести хаос в русское отступление. Иными словами, авиа- и артудары по мирным жителям придумали вовсе не фашисты. О том, что колонны беженцев обстреливались немецкой артиллерией, упоминает в своих рукописях и военный инженер В. М. Догадин.[428]
Через десять суток пути беженцы вышли к городу Слуцку, где они и получили первую помощь, а также вдоволь воды и пищи. Вскоре в городе Рославль Смоленской губернии, куда уходили гужом беженцы, чтобы быть погруженными в эшелоны, «из опросов выяснилось, что почти не было семьи, которая бы не потеряла хотя бы одного своего члена в продолжение страдного пути с места своей родины до города Рославля. Счастливых оказалось только около двух процентов. Погибали прежде всего малые дети, затем — престарелые женщины, следующие — старики и больные».[429]Уничтожение имущества войск и местного населения, пожары деревень и принудительное выселение больших людских масс, указываемые «сверху», давали солдатам шанс к проявлению самых низменных инстинктов. Первый толчок к разложению русская Действующая армия получила как раз в дни Великого Отступления. Еще раз можно подтвердить, что жестокость к мирному населению не есть вещь, присущая исключительно большевикам, как это сейчас утверждается отдельными «историками». Это есть характерная черта российского высокопоставленного чиновничества, всегда предпочитавшего «бить своих, чтобы чужие боялись». Посмотрите в наши дни — как ведут себя российские чиновники внутри страны и как они же держатся за рубежом, куда вывозят свои финансовые накопления коррупционного происхождения.