Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг

Подводя итог вышесказанному, можно сказать следующее. «Котлы» под Минском и Белостоком (Волковыском), конечно, не могут быть поводом для гордости. Как, впрочем, и любое поражение. Однако они должны остаться в памяти как пример организованного, упорного и во многих аспектах профессионально организованного сопротивления горстки соединений мирного времени превосходящей их по численности группировке противника. Шансов на выживание у двух советских армий практически не было. Они лишь максимально дорого продали свою жизнь и выиграли время на организацию сопротивления на рубеже Западной Двины и Днепра.

Глава 5. ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ

Борисовский мост

Окружение, вырывающее из целостного фронта дивизии и даже целые армии, всегда порождает явление самозарождения новой линии обороны практически из пустоты. Избежавшие окружения разрозненные части, тыловики, отпускники, мелкие отступающие группы солдат и офицеров, прибывающие из глубины резервы — все они постепенно собирались вокруг энергичных командиров. Личность человека, сколачивавшего неорганизованную массу в боевую единицу, играла здесь ключевую роль. Звание, должность играли здесь далеко не первую роль. Выраставшие из ничего отряды, «группы» занимали узлы дорог, переправы. Им было трудно рассчитывать на успех в своей борьбе. Отряды были чаще всего слишком немногочисленны и плохо вооружены, чтобы оказать достойное сопротивление передовым мотомеханизированным частям врага.

Характерным примером стихийного создания «группы» вокруг харизматичного лидера является оборона Борисова и переправы через Березину у него. В Борисове было танкотехническое училище, которое возглавлял 38-летний корпусной комиссар И.З. Сусайков. Несмотря на молодость и формальную принадлежность к политаппарату Красной армии, он обладал солидными военными знаниями и опытом руководства. Он окончил Академию моторизации и механизации, т.е. был танкистом. Положение начальника училища сделало его начальником гарнизона Борисова. Ядром гарнизона стало само училище, насчитывавшее 1400 человек. Однако у них не было ни танков, ни противотанковых пушек. Это делало результат столкновения с танковыми частями немцев даже не предсказуемым, а заранее предопределенным.

Серьезной проблемой отрядов и «групп» был, как бы сейчас сказали, «информационный вакуум». Они чаще всего не имели технической возможности вести разведку, а связь с вышестоящими штабами была неустойчивой, а то и вовсе отсутствовала. В своем отчете по итогам боев Сусайков писал: «Командование училища с 23 по 26 июня от штаба фронта никаких сведений о противнике не получало. Училищу задача поставлена не была... Обнаружить местопребывание штаба не удалось. Случайные и отрывочные сведения о противнике получали исключительно от военнослужащих, которые беспорядочной толпой тянулись по автомагистрали на восток»[207]. Надо отдать должное корпусному комиссару — он даже вел разведку бронемашинами на глубину до 30—40 км к западу от Борисова (до столкновения с дозорами противника). Называя вещи своими именами, Сусайков действовал на свой страх и риск. С формальной точки зрения на передовой училищу было делать нечего. Курсантские полки отправлялись на фронт лишь в исключительных случаях. Более того, вскоре (3 июля 1941 г.) последовало указание Генерального штаба Красной армии о выводе училищ из особых округов в тыл. Борисовское танковое училище выводилось в Приволжский военный округ, в Саратов. Только 27 июня в адрес Сусайкова последовал приказ Военного совета Западного фронта: «Вы ответственны за удержание Борисова и переправ и, как крайний случай, при подходе к переправам противника переправы взорвать, продолжая упорную оборону противоположного берега».

Еще одной колоритной фигурой сражения за Борисов стал полковник Александр Ильич Лизюков. 24 июня 1941 г. он выехал из Москвы в Барановичи, в штаб 17-го механизированного корпуса. Лизюков был назначен заместителем командира корпуса вместо застрелившегося 23 июня полковника Н.В. Кожохина. Однако до Барановичей он не доехал — поезд остановился 26 июня в Борисове. О том, что происходило, рассказал в газетной статье в декабре 1941 г. писатель Константин Симонов:

«Рядом со мной ехал полковник-танкист, маленького роста седеющий человек с орденом Ленина на гимнастерке. Вместе с ним ехал на фронт его сын, не помню, кажется, его звали Мишей. Отцу разрешили в Наркомате обороны взять шестнадцатилетнего мальчика с собой добровольцем на фронт. Они были похожи друг на друга, отец и сын, оба маленькие, коренастые, с упрямыми подбородками и серыми твердыми глазами.

Дальше Борисова поезд не пошел. Впереди были немцы, разрушенное полотно, полная неизвестность.

[...]