Неизвестный Берия. За что его оклеветали?

– Товарищ Хрущев!! Пожалейте! Дура баба, дура. Не сообразила! Пожалейте, век бога буду за вас молить. Дура я, дура!!

«Да не такая уж ты и дура, раз фотокопии всех заявлений сделала и где-то спрятала», – подумал Хрущев, но ласково предложил.

– Да вы садитесь, Лидия Федосеевна, садитесь. Но это один вопрос, с которым я разберусь и сообщу вам решение, наверное, тогда, когда буду узнавать у вас заключение консилиума по своей ЭКГ.

Второй вопрос. Это вопрос о том, что вы тут давно работаете, а вас не ценят. Над этим вопросом я тоже поработаю, – Хрущев поднялся, довольный произведенным эффектом. – До свидания, Лидия Федосеевна, успокойтесь, не расстраивайтесь… – Никита сделал паузу и с нажимом продолжил, – если будете вести себя правильно, то все будет хорошо.

Вечером того же дня Хрущев и Абакумов вошли в пустой кабинет Абакумова и Хрущев жестом показал плотно прикрыть дверь, после чего подошел к окну. Абакумов продолжал еще в коридоре начатый разговор:

– Так что ленинградское дело полностью подготовлено и может быть рассмотрено судом хоть завтра… – Но удивленно замолчал, остановленный новым жестом Хрущева.

– Сегодня разговаривал с женщиной, которая в свое время написала много заявлений, зовут Тимашук.

– И чего же она хочет? – напрягся и жестко спросил Абакумов.

– Хочет еще одно заявление сделать.

– Это лишнее. Ленинградское дело затянется и примет очень нежелательный оборот, – заметил Абакумов.

– В том-то и дело.

– Видимо нужно срочно что-то сделать.

– Не дури, – остановил Хрущев, правильно поняв это «что-то», – не будь таким дураком, как ленинградцы. У нее копии заявлений неизвестно где, а у тебя, небось, оригиналы. Если с ней что-то случится, то эти копии попадут туда, – показал пальцем вверх, – а оригиналы у тебя найдут. При наличии этих копий и свидетелей оригиналы не уничтожишь. Что будет, понимаешь?

– С нами?

– С тобой – это уж точно!..Ну, и у меня забот прибавится, отрицать не буду.

– Так что же делать?

– Ее заявления в адрес Кузнецова можно уничтожить – о них никто, кроме нее, не знает. А вот первое заявление уничтожать бесполезно – о нем знают десятки человек. Сейчас я ее запугал, но на сколько этого хватит – не знаю. Поведение бабы предсказать трудно, а это еще и хитрая, или думает, что хитрая, а это еще хуже.

В общем, так. Чтобы завтра же из Лечсанупра в Президиум Верховного Совета поступило представление ее к ордену.

– За что?

– Ну, она в Лечсанупре уже 24-й год работает.

– Не круглая дата, внимание обратят.

– А вы к ордену Ленина не представляйте, – раздраженно ответил Хрущев, – утешим бабу орденом «Знак Почета». Завтра же!

Еще через два дня из своего кабинета Хрущев по телефону соединился с Тимашук.

– Ну что там, Лидия Федосеевна, сказал консилиум по моей кардиограмме?… Очень хорошо. Кстати, по первому вопросу я все проверил, никаких ваших дополнительных действий не требуется, – подчеркнул голосом. – Никаких! А по второму вопросу хочу вас обрадовать – принято решение о награждении вас орденом «Знак Почета»… Не стоит благодарности. Запомните, Лидия Федосеевна, партия ценит не болтунов, а преданные партии кадры, – слова «болтунов» и «преданные кадры» Хрущев снова выделил голосом.

Никакой пощады!

Вечером 30 сентября 1950 года проходило заседание Политбюро, которое Маленков специально назначил на позднее время из-за необходимости принять оперативное решение по важному делу. Но пока вопрос, ради которого, собственно, и было созвано совещание, еще не подоспел, члены Политбюро решали текущие вопросы. За столом для заседаний в торце стола сидел Сталин, возле него Маленков и Молотов, далее остальные: Берия, Микоян, Хрущев, Каганович, Андреев и Шверник. Маленков зачитывал Политбюро вопросы, требующие решения.

– Следующий вопрос: о выделении помощи английскому писателю Джеймсу Олдриджу. Это прогрессивный писатель, очень хорошо о нас пишет и отзывается, сочувствует коммунистам. За это его печатают в Англии мало, и ему надо помочь деньгами…

В это время в комнату вошел секретарь и положил перед Маленковым лист бумаги, забрал документы, по которым уже было принято решение, и ушел. Маленков, пробежав глазами принесенный секретарем документ, сообщил.

– Вот срочный вопрос, для решения которого мы и собрались так поздно. Вы в курсе, что в Ленинграде идет судебный процесс по делу антипартийной группы Кузнецова, Вознесенского и других. Специальное присутствие Верховного Суда пришло к мнению, что Кузнецов, Вознесенский, Родионов, Попков и Капустин заслуживают высшей меры наказания, но приговор пока не выносят и просят им сообщить, не считает ли политическое руководство страны необходимым снизить наказание, поскольку оно исключительное.

Мы это дело за, считайте, полтора года уже изучили вдоль и поперек, и, думаю, знаем его подробности лучше суда. Какие будут мнения?

Возникла пауза, никто не брался в таком вопросе высказать свое мнение первым. Наконец начал Берия.