Неизвестный Бондарчук. Планета гения

Я делился своими задумками, он же предлагал поправки, подсказывал, как лучше снимать. Но все это деликатно, без нажима. Я сердился на себя, что сам не додумался, а он добродушно смеялся.

Однажды после просмотра материала мы с ним крепко поспорили. Выходим с худсовета, я ещё «на взводе», а он, как ни в чём не бывало:

– Ну? Ты на меня не злишься?

Я, в свою очередь, спрашиваю:

– А вы на меня не злитесь?

– С какой стати? Всё шло нормально, ты отстаивал своё, я своё, а должно получиться третье – лучшее.

Но споры наши не прекращались. После окончательного монтажа картина «Ты мой восторг, моё мученье…» представляла собой две серии, но деньги-то были отпущены только на одну, высокое начальство из Госкино разрешения на прокат двухсерийного фильма не давало. Сергей Фёдорович убеждал меня резать музыкальные эпизоды, но я ради метража и сохранения каких-то незначительных сюжетных поворотов резать музыку не хотел. Пусть кинокритики ругают меня за невнятность каких-то драматургических перипетий, но законченность сцен, связанных с музыкой и вокалом, не нарушу! Ведь ради чего я снимал картину? Ради моего любимого оперного искусства. Конечно, Сергей Фёдорович – человек музыкальный, но у него, как у кинорежиссёра, было свое понимание роли музыки в фильме. С ним много работал Слава Овчинников, талантливый, глубокий композитор. Его музыка к «Войне и миру» поразительное попадание в мир картины, в толстовские образы.

Архипова: Вальс Наташи Ростовой – удивительный, нежный, чарующий вальс…

Пьявко: А в моём фильме музыка – главный герой, именно она и движет наш мелодраматический сюжет. На обсуждении готовой картины мы опять пустились в довольно эмоциональные прения, точнее – нелицеприятные прения. А нас слушало всё мосфильмовское руководство во главе с генеральным директором Николаем Трофимовичем Сизовым (может, кто-то и ручки довольно потирал: ну как же, режиссёр-дебютант, а наседает на самого Бондарчука!). Однако пришлось подчиниться. Убрал я несколько сцен, чтобы уложиться в метраж одной серии, переживал, ведь резал, как по живому.

Сергей Фёдорович посмотрел окончательный вариант:

– А ты знаешь, получилось, черт бы тебя побрал… – Но тут же спохватился, чтобы не перехвалить: – Но есть недочёты. – И уже мягко, по-товарищески покритиковал какие-то эпизоды.

Фильму дали вторую категорию, однако прошёл он первым экраном, судьба его в кинопрокате оказалось хорошей – любят наши зрители мелодраму, душой отдыхают, когда смотрят истории о любви, а наша история – светлая, трогательная, и в ней постоянно звучит прекрасная великая музыка. У меня же на душе было неспокойно: а вдруг из-за того скандала в присутствии Сизова Бондарчук ещё обижен на меня? Но вот он появился у нас в Большом – и сразу ко мне, как к близкому человеку:

– Ты у меня в «Мазепе» будешь участвовать?

– Сергей Фёдорович, да я занят сейчас, репетирую в другом спектакле.

«Война и мир». Снимается сцена бала

Досадовал я тогда, что обстоятельства так сложились. А Бондарчук выдохнул:

– Э-э-эх! Ну, тогда хоть на репетиции заскакивай.

Архипова: Идея пригласить Сергея Фёдоровича Бондарчука в Большой театр на постановку «Мазепы» Чайковского принадлежала не мне, но я очень обрадовалась, когда об этом узнала. Не помню, кто был главным художественным руководителем оперной труппы Большого в то время, по правде сказать, мне совершенно не важны «главные руководители». Есть они, или их нет, или вдруг их начинают менять чуть ли не каждые полгода – разве это может как-то отразиться на мастерстве артистов оперы? Театр как работал, так и работает.

Пришла однажды на репетицию, смотрю, на доске объявлений репертуарной части список распределения ролей в опере «Мазепа» (ведь у нас распределение происходит не по внешним данным артиста, а по голосам). Состав был очень достойный: Мазепа – Юрий Мазурок, Мария – Тамара Милашкина, Кочубей – Артур Эйзен, Андрей – Владимир Атлантов, Любовь (мать Марии) – я. И еще в этом спектакле у Сергея Фёдоровича был очень хороший партнёр – художник Николай Александрович Бенуа. Сын знаменитого Александра Бенуа, идеолога «Мира искусства», он замечательно продолжал традиции своего отца и тех русских художников, которые поразили Европу своим искусством еще во времена дягилевских Русских сезонов в Париже. Николаю Александровичу было уже хорошо за восемьдесят, когда он приехал к нам из Италии оформлять «Мазепу». Более тридцати пяти лет Бенуа руководил художественно-постановочной частью в миланском театре «Ла Скала». Я с ним была знакома давно, с тех пор, когда пела на сцене «Ла Скала» «Хованщину» и «Бориса Годунова», и все годы, до самой его кончины, сохраняла с Николаем Александровичем самые добрые отношения.

Пьявко: Бондарчук и Бенуа блестяще воссоздали на сцене атмосферу того времени. Открывался занавес, и зритель оказывался в Полтаве начала ХVIII века, с белыми крестьянскими мазанками, окружёнными тенистым садом…

Архипова:…с богатыми двухэтажными домами: живописное поместье Кочубея, красивый дом Мазепы… Превосходные были декорации.