Неизвестный Бондарчук. Планета гения

Пьявко: Ирина Константиновна Архипова по первому образованию – архитектор. Для неё декорации – не просто художественный образ спектакля, а желанная возможность поразмышлять об архитектурных традициях, пусть даже на примере старинной Украйны… Костюмы героев тоже создавались по эскизам Бенуа и были очень искусно стилизованы под эпоху.

Архипова: Бондарчук и Бенуа воссоздали на сцене Большого театра образ гетманской Украины, возродили из глубины веков сам дух того смутного времени.

Сергей Федорович очень любил Украину. Он прекрасно знал историю своей родины, её национальную культуру, фольклор, народные обычаи и традиции. Памятные на всю жизнь, родные ему детали национального быта придавали сценическому действию тот особенный украинский дух, что так дорог сердцу каждого, кто любит этот цветущий, солнечный, плодородный край.

«Мазепа» был спектаклем о событиях трагических, о том историческом периоде, когда гетманская Украина мучительно и кроваво определяла свою государственность, а «Россия молодая, в бореньях силы напрягая, мужала с гением Петра», – как писал Пушкин в поэме «Полтава», по которой создал свою великую оперу Пётр Ильич Чайковский. Вместе с тем «Мазепа» в постановке Бондарчука стала истинно русским спектаклем Большого театра. Русский спектакль в моем понимании – канонический, классический спектакль. В Большой театр ведь тоже приходят любители выкрутасов, режиссёры, которых я называю «фокусниками». (Прошу мастеров-иллюзионистов на меня не обижаться.) Фокусы на оперной сцене ненавижу. Зайдёшь на репетицию к такому «фокуснику» – на сцене ноги из головы торчат. Эти режиссёры-«фокусники» величают себя авангардистами и реформаторами оперной сцены, только никакой это не авангард, а форменное бесчинство и мусор. Сергей Фёдорович и в режиссуре, и в сценографии, и в работе с дирижёром, с исполнителями бережно сохранял лучшие традиции оперного искусства великого театра. Общение наше с ним было великолепным, бесконечно интересным, понятным, мне лично работать было легко.

Он не стал при первой встрече читать нам «Полтаву». Хотя все мы, безусловно, были бы счастливы услышать Пушкина в исполнении такого грандиозного артиста, как Бондарчук, и наверняка запомнили бы это исполнение на всю жизнь. Вероятно, он подготовился к встрече с нами и уже знал, что в опере «Мазепа» почти целиком сохранен пушкинский текст. Достаточно взять клавир, чтобы убедиться, насколько Пётр Ильич в своих мелодических решениях оказался близок поэтическому тексту Александра Сергеевича, и в этом, конечно, величие Чайковского.

Что было еще очень приятно – это знание Сергеем Фёдоровичем законов нашего искусства. Всё-таки он режиссёр кино, впервые пришедший ставить спектакль на оперной сцене; однако с первой репетиции стало очевидно, что он прекрасно понимает: главное в оперном спектакле – голос. Голос отражает психологическую глубину оперного артиста. Сцена Большого театра устроена так, что голос великолепно звучит из каждого её уголка. Единственное условие – не отворачиваться в кулису, а из любого другого места – хоть с авансцены, хоть из глубины сцены – голос направлен в зал. Сергей Фёдорович быстро учёл эту данность и, исходя из этого, выстраивал свои мизансцены.

Пьявко: Репетировал Бондарчук с артистами очень интересно, но метод у него был чисто кинематографический, то есть разбрасывание мизансцен, расположение героев он выстраивал с точки зрения кадра. Бывало, загляну на репетицию, он оборачивается, будто чувствует, что я в партере, где-то у последнего ряда стою, и машет рукой. Я присаживался рядом. Смотрю, он строит один кадр, затем другой, а соединения, перетекания одного музыкального эпизода в другой нет. Я ему тихонько говорил об этом.

– Что, шов виден?

– Сергей Фёдорович, и виден, и слышен.

– Да… Что же делать-то?

Задумывался…

Архипова: Сценическое действо оперы слагается из нескольких больших сцен. Драматический конфликт произведения вступает в самую острую стадию в сцене заговора: Любовь, страдающая в разлуке с дочерью, которую сманил хитрый старик Мазепа, толкает своего Кочубея на мятеж против гетмана. Бунт оборачивается трагедией: казнён Кочубей, пропадает Мария, а Мазепа – коварная бестия – предаёт русского царя. Невольно проводишь аналогию событий далекого прошлого с нашим временем. Опять новоявленные гетманы, уж если не «грянуть войною на ненавистную Москву» мечтают, то с высоких трибун вещают, что «независимой державой Украйне быть уже пора». От кого независимой? Неужели история ничему не учит? Я – не великорусская шовинистка, но я бы посоветовала украинским руководителям почаще читать «Полтаву» и слушать «Мазепу». И воспринимать пушкинские строки не только как великую трагическую поэзию, но и как предостережение: