Неизвестный Бондарчук. Планета гения

Мне казалось, что фразу я придумал туманную – чтобы не навязывать свою кандидатуру, не просить эту роль, не ставить его и себя в неловкое положение. Но Сергей – настоящий психолог – сразу всё просёк и сказал мягко:

– Ну что ты… Андрей Болконский – совсем другой.

Пожали мы друг другу руки и разошлись. Я понял, что мечта сыграть Болконского так и останется мечтой. В это время режиссёр Самсон Самсонов пригласил меня на роль матроса Алексея в фильме «Оптимистическая трагедия», и я уехал на съёмки. Снимаюсь на натуре, в Севастополе, а душа-то болит, и я стараюсь у любого, кто приедет к нам с «Мосфильма», разузнать: как там, на «Войне и мире»? Теплилась маленькая надежда, что, может, и мне удастся поучаствовать в этой картине; пусть не Андрея, может, другую, хоть поменьше роль сыграю, потому что очень и очень любил роман Льва Николаевича Толстого. А ещё я очень верил в Бондарчука, знал: он не допустит никакой вольности по отношению к роману, не допустит фальши. И вот на Чёрное море до меня долетает весть, что на роль Андрея Болконского приглашён Иннокентий Смоктуновский. С ним мы много играли в нашем Театре киноактера, даже дружили. В то время его артистическая звезда только взошла, он сыграл Илью Куликова в «Девяти днях одного года»; конечно, многие кинорёжиссеры, и среди них Сергей Фёдорович, прекрасно понимали, какой это одарённый артист. Но Иннокентий уехал в Ленинград играть Гамлета. Роль Болконского осталась вакантной… И тогда в группу «Оптимистической трагедии» пришла на моё имя телеграмма, в которой мне предлагалось приехать в Москву и принять участие в пробах на роль Андрея Болконского. Вот и вспомнил Сергей обо мне.

На кинопробе я сразу понял, как бережно относится Бондарчук к тексту Толстого. Сергей тоже был влюблён в роман, в его автора. Для моей пробы он выбрал очень трудную, поистине философскую сцену, когда два друга, Андрей и Пьер, плывут на пароме из Богучарова в Лысые Горы, рассуждают о Добре и Зле, и мысли их не совпадают. Андрей, мучительно переживающий позор Аустерлица, смерть жены, излагает Пьеру «свой новый взгляд на вещи»: «Я знаю в жизни только два несчастья: угрызения совести и болезнь. И счастье есть только отсутствие этих двух зол. Жить для себя, избегая только этих двух зол, – вот вся моя мудрость теперь». Пьер, тоже ещё не нашедший душевного равновесия после дуэли с Долоховым и разрыва с Элен, возражает: «А любовь к ближнему? А самопожертвование? …Несправедливо то, что есть зло для другого человека». Пьера на моей пробе Бондарчук сыграл сам. Стояли мы с ним в гриме и костюмах друг против друга, и я, глядя ему в глаза, играя свои монологи, стремился ещё выразить, что князь Андрей очень любит этого человека, прислушивается к его мнению, ценит его.

Исполнителей центральных ролей в «Войне и мире» утверждали в Министерстве культуры, ждать вердикта я не мог – Алексея надо было доигрывать, умчался в Одессу, туда переместилась съёмочная группа «Оптимистической»… Вскоре пришла телеграмма: «Поздравляем утверждением».