Неизвестный Бондарчук. Планета гения

Но это он так пошутил. Вся верхушка принимающей стороны была приглашена. Пошли мы в магазин, а там… чего только в обычном франкфуртском магазине не было! Баранина из Ирана, курдючное сало, перепёлки из какой-то страны. Я, дивясь на такое изобилие, спросил:

– Сергей Фёдорович, какой будем делать плов?

– Как какой?

– Есть обычный хороший плов, а есть ещё эмирский плов.

– Что такое «эмирский»?

– Это плов-ассорти, в нём мясо молодого барашка, печень, почки, немножко говядины, перепела…

– Будем делать эмирский плов.

Набрали мы разного мяса, подходим к кассе, все полезли за портмоне, чтобы свои марки вытащить… Сергей Фёдорович, поднял бровь и отрезал:

– Это моё предложение было, я и плачу.

Творческая встреча: советские мастера Михаил Ульянов, Владлен Давыдов, Сергей Бондарчук и крупнейший немецкий (ГДР) артист Фриц Диц (исполнитель роли Гитлера в эпопее «Освобождение»)

С Тамарой Федоровной Макаровой и бразильской актрисой Марией де ла Коста

И первый миф, что Бондарчук скряга, рухнул мгновенно. Я понял, сколь добр он и щедр. Не раз впоследствии я убеждался, что Сергей Фёдорович очень добрый человек.

Он любил застольные беседы, слушателем был благодарным. Лавры лучшего рассказчика в нашей компании принадлежали Всеволоду Васильевичу Санаеву. Он на все Кинофестивали, на все Недели Советского кино ездил. Говорил мне:

– Думаешь, почему меня начальство включает во все кинематографические делегации за рубеж? Им же скучно! Как они от своих дел отдыхают? Вечером рассядутся в номере и водку пьют. А я им – анекдоты, байки, прибаутки; их у меня на памяти великое множество. Благодаря такому своему таланту я весь мир посмотрел.

Очень атмосфера у нас была дружеская, весёлая. У Тенгиза Абуладзе это была первая поездка за границу.

– Тенгиз, пойдём, погуляем по вечерней набережной.

– Ты что?! Засекут! За нами же следят!

– Кто следит? Тенгиз, прекрати.

Когда закончился запас спиртного, Сергей Фёдорович успокоил:

– Без паники! – И обратился к представителю немцев: – У вас недалеко коньячный завод, старинный, стало быть, достопримечательность. Нельзя ли организовать экскурсию?

Тот быстренько позвонил:

– У вас хочет побывать наш именитый гость, герр Бондарчук! Великий русский режиссёр, создатель «Войны и мира»!

Помчались мы на нескольких «Мерседесах» за сто километров от Франкфурта на этот коньячный завод. Апартаменты хозяина напоминали музей: подлокотники у кресел позолоченные, картины в позолоченных рамах, предки его на нас с каждой стены глядели. А сам наследник чуть ли поклоны не бил:

– Герр Бондарчук! Для меня большая честь, герр Бондарчук, принимать вас и ваших друзей!

Тут приносят на серебряных подносах рюмочки, граммов по 15, в них коньяк какой-то особый – то есть дегустация. Приглашают на экскурсию. Бондарчук распорядился так:

– Вот Тенгиз Абуладзе, он у нас винодел, и Хамраев тоже знаток, им это очень интересно, а мы лучше здесь посидим.

Дали нам халаты и битый час водили по заводу. Возвращаемся, а они так с этими рюмочками и сидят. Тут Санаев произносит текст не для перевода:

– Ну, хер Бондарчук, по всему видать, в обратный путь пора, ни грамма больше нам эти капиталисты не нальют.

– Да не может такого быть! Подожди!

Но опять ничего не происходит, и тогда уже Сергей Фёдорович обращается к хозяину:

– Ну, спасибо вам, мы, пожалуй, поедем.

– Тут и Кулиджанов поднялся, начал прощаться, а хозяин:

– Как? Уже уезжаете? А мы запланировали вместе пообедать…

Появляются слуги в шитых золотом ливреях, открывают массивные двери в банкетный зал, и мы видим накрытый стол. Мама моя!.. В огромных фарфоровых блюдах икра красная, икра черная, только ложки торчат! Напитки любые: коньяки, виски… Очень хорошо мы погуляли, и на прощание каждый получил в подарок по полуторалитровой бутылке их марочного коньяка в красивой коробке. Сели мы в машину, Бондарчук поворачивается к Санаеву:

– Ну, хер Санаев, понял теперь, кто таков хер Бондарчук?

С тех пор мы с Сергеем Фёдоровичем и сдружились. Потом уже встречались в Москве, когда я приезжал по кинематографическим делам: на пленум, или на съезд, или на международный кинофестиваль. Завидит меня, раскинет руки:

– Алик, иди сюда, мой дорогой.

В середине восьмидесятых (уже началась перестройка) я в Москве снимал документальный фильм о Советском Союзе по заказу Общества культурных связей с зарубежными странами. Все шло хорошо, зарплата есть, естественно, общаюсь с друзьями, и вот как-то Никита Михалков мне говорит:

– Я знаю, у тебя очень тёплые отношения с Сергеем Фёдоровичем, а у меня с ним немножечко нелады, история эта старая, но мучает меня постоянно. Великий человек – не могу я чувствовать себя перед ним виноватым. Ты бы не мог как-нибудь затащить его ко мне в киногруппу?

Я не стал допытываться, что там между ними произошло, сказал – попробую, и поехал на «Мосфильм». Выслушал он меня:

– А ты знаешь, в чём дело?

– Нет, Сергей Фёдорович, абсолютно не знаю.

– Вот видишь – не знаешь, а пришёл меня с Никитой мирить. Ты же восточный человек, сначала бы выяснил, в чём дело.

– Неудобно мне было Никиту расспрашивать, ясно одно – он переживает.