Неизвестный Булгаков. На свидании с сатаной

Героиня «Белого Доминиканца» Офелия вступает в «Алхимический брак» — топится в реке. Это столкновение со смертью становится для ее возлюбленного — Христофора — этапом алхимической «работы в черном» — поистине диавольской инициации. Именно так, ведь за порогом смерти Офелия становится женской частью единого андрогинного существа Христофора. После этого живой мир открывается ему как царство праха и кладбище душ. Каково?!

С героем «Голема» Пернатом происходит и вообще нечто невообразимое. Ему мерещится, что в пустом доме раввина начинается пожар, он запутывается ногами в канате, повисая вниз головой (в позе 12-го аркана, это очень трогательно для сердца каббалиста), а затем падает вниз. Размозжив голову о камень, он достигает вожделенного состояния Гермафродита. Романист всеми силами заклинал демона самоубийства. И тот пришел вновь. Явился к его сыну. Как и к отцу — в возрасте двадцати четырех лет. Писатель был потрясен. Воспринять трагедию как акт «алхимического брака» было ему не под силу. Не помог и буддизм, обуявший Майнринка на старости лет. Реинкарнация — разве может она утешить? Писатель умер через полгода после сына. Несчастного самоубийцу звали Харро Фортунат — в его имени родители также зашифровали мечту о «счастье»…

«Аналогичной можно считать ситуацию и с Джеком Лондоном, который в возрасте 20 лет, будучи в состоянии депрессии, пытался утопиться в океане, но передумал, выплыл и передал эту роль герою своего автобиографического романа «Мартин Иден», который кончает самоубийством именно таким способом. Этим Джек Лондон продлил свою жизнь и литературную деятельность еще на 20 лет. Но душевное заболевание прогрессировало, к состояниям мании и депрессии добавились бредовые идеи преследования, и в возрасте 40 лет он покончил с собой, приняв смертельную дозу морфия. Кстати, Джек Лондон также был читателем и последователем философии Ницше…

Существует мнение, что, «убивая себя» в автобиографическом «Театральном романе» (имеющем подзаголовок «Записки сумасшедшего» и начинающегося с упоминания о самоубийстве молодого драматурга Сергея Леонтьевича Максудова в Киеве), Михаил Булгаков, переживавший трудные времена, в том числе и в отношении с театром, также предотвратил самоубийство настоящее. (Сильное впечатление произвела на него трагическая смерть Маяковского.) Кстати, суицид — это и вариант развития действия у М. Булгакова в «Беге». В трех редакциях своей пьесы драматург заставляет генерала Хлудова застрелиться, лишь в последней, четвертой, Хлудов возвращается в Россию, но и этот поступок другими героями «Бега» воспринимается как самоубийственный. А до этого было самоубийство наркомана доктора Полякова в «Морфии» (сам-то Булгаков, как мы помним, чудесным образом исцелился). А потом — двусмысленное «избавление» Мастера и Маргариты после бала у Воланда. Его ведь можно трактовать и как «освобождающий» (в стиле Майнринка) суицид…

Страшную возможность «откупиться» получают некоторые писатели! Они продляют свое земное существование только за счет того, что навязывают суицид другим.

Превращение

«В Булгакове все — даже недоступные нам гипсово-твердый, ослепительно-свежий воротничок и тщательно повязанный галстук, не модный, но отлично сшитый костюм, выутюженные в складочку брюки, особенно форма обращения к собеседникам с подчеркиванием отмершего после революции окончания «с», вроде «извольте-с» или «как вам угодно-с», целования ручек у дам и почти паркетная церемонность поклона, — решительно все выделяло его из нашей среды. И уж конечно, его длиннополая меховая шуба, в которой он, полный достоинства, поднимался в редакцию, неизменно держа руки рукав в рукав!». Таким запомнился Булгаков современникам (Воспоминания журналиста Э. Л. Миндлина). Впрочем, теперь на время оставим его. Тем более, что я не назвал бы Михаила Афанасьевича главным героем этой книги. Она — о литературе, как демоническом проекте. И хотя, на первый взгляд, в жизни Булгакова, Гёте, и многих других упоминаемых нами авторов почти ничего мистического не происходило, это не так. Даже уже у пролетарского писателя Максима Горького был на этот счет удивительный опыт.

Итак, Булгаков поднимается по лестнице в редакцию, Горький проживает в Италии, а мы вернемся к ранним годам Максима, то есть, простите, Алексея Максимовича. Для общего портрета демонической литературы они нам очень нужны…

Плеханов, размышляя о судьбе литератора в царской России, заметил: «Каждый русский писатель состоит из тела, души и псевдонима». Необходимость скрываться от власти, цензуры заставляла камуфлировать свои подлинные имена. Но у Алексея Пешкова все было иначе. Особой нужды прятаться у него не было. Его псевдоним оказался не конспиративным покровом, а чем-то другим, еще более тайным.

Как Пешков стал «Горьким»? Просто социально-эффектную фамилию себе придумал? Ну, что такое Пешков? Пешка в чьей-то игре. Для великого писателя явно не подходит. Однако дело было далеко не только в этом…