Неизвестный человек

— Нет, откуда… да и где вас искать? Я вам самого главного не сказал. — Ильин крепко держал его. — Произошло совершенно невозможное совпадение, и с разбегу рассказал о сходстве своем с тем третьим. Никакого удивления у Альберта Анисимовича не появилось, он согласно кивал, приговаривал: прелестно… любопытно.

— Позвольте осведомиться, что вас, собственно, беспокоит? — спросил Альберт Анисимович.

— Да как что? Да как это может быть?

— Я полагал, вам важно, что сие было. Также, что сие явление означает. А как да почему, это увольте, это не по моей части, — все это Альберт Анисимович произнес строго, разъясняя Ильину, как бестолковому посетителю.

— Так ведь поверить невозможно! — воскликнул Ильин. — Вы требуете от меня суеверия.

Альберт Анисимович покачал головой сочувственно и даже опечаленно.

— Несчастное ваше поколение.

И этот тоскливый взгляд, и эта жалость были знакомы Ильину, у него самого появлялось похожее, когда приходилось иметь дело с очередным «чайником» — чокнутым изобретателем. Все происходящее дурацки перевернулось — этот полоумный старичок жалеет Ильина, считая его неполноценным. Это было нелепо, но Ильин хотел, чтобы старик высмеивал его, разубеждал. Нельзя было отпустить Альберта Анисимовича просто так, чтобы все оборвалось. Телефона у него, как он заявил, не было. Ильин заставил его записать свой служебный и домашний. Сделал это Альберт Анисимович неохотно, на папиросной коробке.

— Вы же потеряете, — сердито сказал Ильин.

— Зачем же.

— У нас все так — обещают, лишь бы отцепиться.

Серенькие глаза Альберта Анисимовича потемнели.

— Это у вас обещают, — голос его похолодел. — А у нас не так, — и вдруг, легко высвободив свою руку, попятился, свернул за шкаф. Шаги его там сразу оборвались.

— А фамилия ваша? — крикнул Ильин, рванулся за ним, но обнаружил тупичок, выгороженный книжными стеллажами.

Усанков не соглашался под таким документом ставить свою подпись. Смешно. Имя его кой-чего значит, с какой стати рисковать своей репутацией. Тем более сейчас вообще не с руки. Разговор шел по междугородному телефону, и Усанков перешел на обиняки, недомолвки, условный язык, из которого явствовало, что Клячко откуда-то пронюхал про собранный на него материал и принимает меры. Закопошились совершенно непредвиденные люди. Самый что ни на есть змеевник вспугнули. Похоже, связи тянулись далеко. Те, кто обещал помощь, притихли. Насчет Усанкова, по-видимому, Клячко что-то вычислил, Ильин же вне подозрений. Он, Усанков, отступать не намерен, даже если его засветят, он пойдет до конца. Сейчас помог бы сигнал откуда-нибудь со стороны, например, если б появилось письмо из Ленинграда, на другом материале. Насчет компетентности, пьянок, застолий… Необязательно подпись ставить. Ни слова «письмо», ни слова «аноним» Усанков не произнес, но все было понятно. Что он себе позволил, так это пошутить: ему подпись не нужна, не то что Ильину.

— Одно другого не касается, — сказал Ильин, отклоняя намек.

— Касается, — жестко отрезал Усанков. — Нынче действует обмен: ты мне, я тебе. Твою чушь подтвердить, кроме меня, никто не может. Кстати, тебе куда этот документик?

— Одному экстрасенсу… Он ду́хами занимается.

— Духами? Смотри, Серега… Пускай духами, только никаких публикаций! Идет?.. Ты мне продиктуй.

Нет, Ильину было важно, чтобы Усанков сам описал все, как видел у замка, может, он припомнит такое, чего Ильин не заметил. Усанков же категорически потребовал, чтобы грамотку сегодня же отстукал, время дорого.

Голос звучал, как всегда, напористо, но впервые Ильин услышал еще и унылые нотки, никак не свойственные Усанкову. Когда-то они вместе кончали курсы усовершенствования. С тех пор Усанков преуспел, и справедливо, он имел хорошую голову, завидную уверенность, напор. «Обойдется!» — приговаривал он. И обходилось. Неприятности каким-то чудом всегда огибали его. А тут он сник.