Неизвестный Есенин

Берусь утверждать, что зарубежных встреч с Есениным не было ни у Ирины Одоевцевой, ни у ее мужа Георгия Иванова, несмотря на то, что он тоже «вспомнил» в мемуарах о своей встрече с Есениным. «Вспомнил» и тот же ресторан Ферстера, и ту же весну 1923 года, и доброжелательный тон — все объясняется очень просто: «встречу» эту сочинила и написала за мужа И. Одоевцева. Вот потому в обоих текстах пойдут и «васильковые глаза», и «белокурые волосы», и «мальчишеский вид».

«Георгий Иванов был безгранично ленив, а проза, не в пример стихам, давалась ему с трудом… Помогая ему, я иногда писала по 15 часов подряд.

Так мною почти целиком были написаны «Закат над Петербургом», «Из семейной хроники» и, кроме того, вступительная статья к Есенину, за что мы получили просто смешную сумму — всего пять тысяч франков».

Известен категорический отзыв об очерках Георгия Иванова Анны Ахматовой: «В них нет ни одного слова правды». Известно и то, что Г. Иванов объявил Н. Берберовой, что в его «Петербургских зимах» «семьдесят пять процентов выдумки и двадцать пять — правды».

Творю из пустоты ненужные шедевры,
И слушают меня оболтусы и стервы…

«Шедевры из пустоты» — точно сказано. Но пальма первенства по праву здесь должна принадлежать Роману Борисовичу Гулю.

Его «шедевр из пустоты» — пример хлестаковщины, образец, достойный удивления: подумать только, на двух страницах текста суметь употребить полтора десятка раз «Есенин пил», конечно, как и положено, во всех художественных подробностях. Другие только робко заикались о нетвердой походке, опухшем лице, дрожащих руках, а Роман Борисович Гуль, единственный раз увидев Есенина, сразу и навсегда «пригвоздил его к трактирной стойке». И не «просыхал» у него Есенин до самой кончины. Нет, не Есенина, до кончины Романа Борисовича в 1986 году. Он не уставал вновь и вновь обращаться к Есенину: в 1923, 1927, 1929, 1981 годах. С самой первой реплики сюрприз и удивление: «Я познакомился с Есениным в пьяном виде». Ну, что тут скажешь? Может и весь очерк писался в таком виде? Не исключено. Читайте:

«Я шел, качаясь, пустым залом. Был пьян, И вместо комнаты, где сидели мы, — вошел, где лакеи составляли посуду. Тут на столе сидел Есенин. Он сидя спал. Смокинг был смят. Лицо — отчаянной бледности».

Роман Борисович умеет и удивить, и ошеломить:

«Если б Есенин был жив, я б рассказал только об этом вечере. Но Есенина нет. А я его очень люблю. И мне хочется — о Есенине в Берлине — вспомнить все».

И «вспоминает». Например, день приезда в Берлин 11 мая 1922 г.

«Ночью в ресторане Есенин пил, Кусиков читал стихи. Айседора сидела с Есениным. Тоже пила…

Из Америки через Париж Есенин приехал один. Он был смертельно бледен (!). И не бывал трезв (…)

Он пил (…)

В Шубертзале… Есенин вышел на сцену, качаясь, со стаканом вина в руке, плеща из него во все стороны (…)

В Союзе немецких летчиков, на русском вечере, где впервые читал Есенин «Москву кабацкую», мы познакомились (…)

Лицо было страшно от лиловой напудренности. Синие глаза были мутны. Шел Есенин неуверенно, качаясь».

На всех этих вечерах присутствовала Любовь Евгеньевна Белозерская (Булгакова), жена журналиста Василевского. Белозерская видела Есенина в день приезда в Берлин, видела в гостях у профессора Ю.В, Ключникова, видела за столом с Алексеем Толстым и Н. Крандиевской, приходил к ним Есенин и с «неразлучным» Кусиковым. Видела Любовь Евгеньевна Есенина и после возвращения из Америки и написала:

«Мне повезло — я ни разу не видела Есенина во хмелю».

А Роман Борисович, хоть и нигде не присутствовал, но везде «видел» Есенина пьяным и опухшим, с «больным, мертвенным» лицом, «с впалым, голубым румянцем», «и синие глаза были словно от другого лица, забытого в Рязани».

Это ему, Роману Гулю, принадлежит реплика, которая могла стать для Есенина роковой:

«— Не поеду в Москву… не поеду туда, пока Россией правит Лейба Бронштейн…

— Да ты что, Сережа? Ты что — антисемит? — проговорил Алексеев. И вдруг Есенин остановился. И с какой-то невероятной злобой, просто с яростью закричал на Алексеева:

— Я — антисемит?! Дурак ты, вот что! Да я тебя, белого, вместе с каким-нибудь евреем зарезать могу… и зарежу… понимаешь ты это? А Лейба Бронштейн, это совсем другое, он правит Россией, а не должен ей править… Дурак ты, ничего этого не понимаешь».