Неизвестный Есенин

— Ну, что вы! Ведь это после лагеря. Она тяжело болела, У нее была слоновья болезнь, потому и располнела. Какие удивительные голубые глаза! А когда начинала говорить, умолкали все, ее можно было часами слушать.

Ирма, жена Александра Львовича, дополняет:

— Когда приезжали в Москву, я об этом даже не сообщала родным: они обижались, что мы их забыли и не заходим. А мне даже в театры ходить не хотелось. Накормим всех, уложим спать, закроемся на кухне и сидим до 4-х, до 5 часов ночи (или утра)!..

Ближе, роднее ее у нас никого не было! А скольких ее друзей узнали! С какими писателями и поэтами познакомились! Леонид Леонов каждый день звонил, а то и два раза в день. Эльза Триоле с Луи Арагоном тоже к ней приезжали! Кажется, вся писательская Москва знала и уважала ее. Здесь непременно останавливались политзеки и актеры княжпогостского театра. А письма ее! Вы читали, какое чудное письмо она написала ко дню нашей свадьбы?! Сама приехать не смогла.

Письмо я прочитала. Да, именно такие слова — напутствие молодоженам — должны звучать вместе с музыкой Мендельсона.

Уже одна дарственная надпись Есенина на подаренной Берзинь книге «Березовый ситец» (1925 год) говорит сама за себя:

Самые лучшие минуты
Были у милой Анюты.
Ее глаза, как голубые колодцы.
В них любовь моя, в них и солнце.
Известен и другой вариант:
Ее глаза как синие дверцы,
В них любовь моя, в них и сердце.

К своей Анюте нередко прибегал Есенин в редакцию и домой. Отец и мать Анны Абрамовны искренне любили Сергея, старались получше накормить, занять разговорами. Он тоже привязался к ним. Анастасия Панкратьевна не только вкусно готовила, но и душевно пела, они часто вместе исполняли старинные русские песни, а потом Сергей пел им частушки, которых знал необычайно много.

Анна Берзинь рассказывает:

«Есенин только вернулся из-за границы. Встретились случайно в парикмахерской.

— Во-первых, здравствуйте! А во-вторых, у вас сегодня очень вкусный борщ на обед!

— Борщ? Какой борщ?

— Я у вас обедал и пробыл почти весь день. Принес билеты на вечер. Ваша мама оставила меня обедать. Я только что от вас.

— Когда вы приехали?

— Вчера! И видите, сегодня уже выступаю.

Он был ослепительно веселый, приветливый, ласковый и милый. Он был рад, что дома, в Москве. Повторил это несколько раз. Лицо его было ясное и спокойное».

Как разительно несхоже это воспоминание с воспоминанием Мариенгофа о Есенине, вернувшемся из Америки: «Вернулся безнадежно сломанным»!

Даже Наталья Сидорина, умный и глубокий есениновед, в своем исследовании опирается на жесткие и грубые характеристики Анны Берзинь, будто бы имевшие место в оценках Есенина. Но следует помнить, что подобные представления «закрепились» не только за ней, но и за Софьей Толстой, и за другими есенинскими женщинами. А заимствуются они исследователями из воспоминаний «друзей», в том числе и «милого Евдокимыча» — Евдокимова Ивана Васильевича, который редактировал собрание сочинений Есенина. Он же собрал и первый сборник воспоминаний о Есенине.

Как к ним относиться, решайте сами, но не упускайте из виду и следующее. Когда в 1927–1928 годах осуществлялось переиздание «Собрания стихотворений» поэта, Екатерина Есенина писала Софье Толстой:

«Я все-таки хотела бы знать, чье будет предисловие и будет ли выброшена из 4-го тома евдокимовская белиберда?»