Неизвестный геноцид: Преступления украинских националистов на юго-восточном пограничье Польши 1939-1946

Уже во второй половине 80-х, когда общество ветеранов 27-й Волынской пехотной дивизии Армии Крайовой инициировало сбор воспоминаний о резне на Кресах, в разосланной анкете фигурировал пункт, касавшийся помощи, полученной со стороны украинцев. В 1999 г., по инициативе Товарищества по Увековечиванию памяти жертв преступлений украинских националистов, во Вроцлаве был открыт памятник-мавзолей польских жертв украинского геноцида на Кресах, в котором находится урна с землей с могилы украинцев, убитых ОУН и УПА. В 2002 г. на памятнике была размещена табличка в память об украинцах, которые погибли, спасая поляков. Опубликованы сборники воспоминаний, посвященные украинцам, поддерживавших поляков. Особенно следует подчеркнуть исследовательские и редакторские заслуги Леона Попека и Леона Карловича, бывшего солдата 27 ВПДАК, который участвовал в акциях возмездия против УПА. Карлович издал книгу со знаменательным названием «Человекоубийцы и люди» (“Ludobójcy i ludzie”. Lublin, 2000).

Я выделил более 10 видов гуманитарной помощи, которую оказали украинцы:

1) предупреждали о запланированном на конкретный момент или на неопределенное время нападении;

2) во время нападения указывали путь к бегству;

3) укрывали поляков от ожидаемого нападения, предоставляли им убежище в ходе нападения либо после него;

4) вводили нападающих в заблуждение, уверяя, что разыскиваемый является украинцем — членом семьи или знакомым, а не поляком; утаивали местопребывание разыскиваемых; занимали нападавших разговорами или угощением, чтобы преследуемые успели спрятаться или бежать; направляли погоню в другую сторону;

5) перевозили преследуемых из укрытия в безопасное место (напр. в город), или давали им лошадь либо телегу;

6) оказывали первую помощь раненым, перевозили их к врачу или в госпиталь;

7) снабжали спасшихся продовольствием, а для облегчения побега — украинской одеждой;

8) информировали близких об обстоятельствах смерти членов их семей (особенно если сами были свидетелями преступления), указывали, где находятся останки;

9) выступали посредниками в контактах между скрывавшимися и разыскивавшими их членами семей;

10) брали под опеку сирот или детей, потерявшихся при нападении;

11) оказывали помощь в погребении убитых, особенно если участие в похоронах угрожало расстрелом; ухаживали за могилами, ставили кресты и т. п.;

12) не выполняли приказ убить члена собственной семьи (жену, мужа, родителей, детей); отказывались выполнить приказ, бежали вместе, укрывали лицо, приговоренное к смерти;

13) отказывались участвовать в нападении, карательной операции или иной репрессивной акции;

14) выражали публичный протест (на сельских сходах, с церковного амвона) против преступлений и применения насилия;

15) спасали жизнь жертвам нападения, приговоренным к смерти или настигнутым погоней (например, инсценировали казнь, сознательно «не замечали» разыскиваемого или укрытия);

16) освобождали арестованных.

При этом было необходимо отделить случаи, когда о возникшей опасности тех, кому она угрожала, предупреждали по доброй воле, от случаев сознательного введения в заблуждение, напр., побуждения поляков к выезду, чтобы убрать их из деревни. Имели место также случаи изощренного коварства, напр. когда гарантировалась безопасность с целью усыпить бдительность потенциальных жертв и облегчить задачу нападавшим. Вот один из примеров фальшивой помощи: в июле 1943 г. один из уповцев предупредил жителей поселения Шерока (Гроховский повят, Волынское воеводство), о том, что должна начаться немецкая карательная операция. Он советовал, чтобы поляки убегали не по одному, а группой, и направились в сторону поляны у леса, где он окажет им помощь. По прибытии на место поляки были окружены уповцами и расстреляны. Однак, довольно частыми были также случаи, когда поляки гибли, поскольку игнорировали предупреждения.

Оказание помощи не было явлением повсеместным и массовым. В многочисленных польских свидетельствах подчеркивается абсолютное отсутствие какой бы то ни было поддержки со стороны украинских соседей. Оказать ее решались немногие, большинство вело себя пассивно. Украинцы, пытавшиеся сохранить нейтралитет, также подвергались сильному давлению, ведь в убийствах нередко участвовали их знакомые из соседних деревень и даже ближайшие соседи либо родственники, а не только вооруженные формирования националистов или оснащенная оружием крестьянская самооборона. Если страх среди поляков, подвергавшихся уничтожению, был так велик, что инстинктивно диктовал немедленно спасаться бегством, иногда даже не оглядываясь на самых близких людей, которых убивали поблизости, то и для украинцев, наблюдавших этот ад вблизи, страх должен был быть парализующим. Тем более что даже за попытку оказания помощи самому можно было расстаться с жизнью.