Неизвестный Гитлер

«Эхо реального выстрела, который сразил влюбленного студента в 1773 году, многократно усиленное гением Гёте, перекатывалось по закоулкам Европы несколько десятилетий. Четверть века спустя Бонапарт не на шутку переполошился, узнав, что его офицеры зачитываются «Вертером», и предусмотрительно запретил в армии чтение вообще всех романов. Многие из соотечественников считали, что Гёте совершил тяжелое преступление, навеки поселив в умы furor Wertherinus («вертеровское безумие») – мысль о самоубийстве как о достойном выходе из недостойной ситуации. Тайного советника фон Гёте подобные инсинуации злили и пугали, он отрекался от разноплеменных вертеров, говоря: «И вот вы хотите привлечь к ответственности писателя и предать проклятью сочинение, которое, ложно понятое ограниченными умами, могло бы в худшем случае освободить мир от дюжины глупцов и бездельников…» Ложно понятое? А как же насчет взрывчатки?» [51-2].

«Откупившийся» автор дожил до глубокой старости [57] .

Пришедшие к власти нацисты принимали Гёте «как своего». Сам Геббельс торжественно посетил его дом в Веймаре…

А Ницше! Как мы помним, его отец, пастор, покончил жизнь самоубийством. Современная статистика вообще определила: попытки суицида совершаются в семьях самоубийц в шесть раз чаще, чем в иных случаях. В горах потомственных грехов демоны роют свои норы прекрасно. «Ужасен конец неправедного рода» (Прем. 3, 19).

Одна из диавольских миссий Ницше была, как и у Шопенгауэра, – спровоцировать массовые суициды. «В начале ХХ века среди русских студентов, поклонников этих двух философов, разразилась целая эпидемия самоубийств. Один из таких случаев описан Леонидом Андреевым в его «Рассказе о Сергее Петровиче». При этом автор отмечает, что у его литературного героя, еще до того, как он начал изучать философию Ницше, отмечались большие странности в поведении. То есть фактически эта эпидемия суицидов была явлением вполне естественным, если учесть, что накладывали на себя руки люди с психическими расстройствами, которым философы дали удобную формулу для обоснования своего давнего намерения. Кстати, проблема самоубийства вообще остро интересовала Леонида Андреева. Почти все его многочисленные пьесы заканчиваются самоубийством одного из героев, а сам автор однажды бросился под поезд, но случайно уцелел, оказавшись между рельсами» [4–2]. Многочисленные русские самоубийцы перед смертью считали необходимым послать прощальное письмо именно Леониду Андрееву – чувствовали в нем своего…

Что там – какой-то студент или писатель! Массовая бойня Второй мировой – вот к чему приложил свою судорожную руку Ницше!

Естественно, идея самоубийства жила и в Гитлере. «Прежде чем наложить на себя руки в 1945 году, он уже несколько раз собирался совершить суицид: в 1924 году перед арестом после провала путча и в 1932 году, когда уход Штрассера мог вызвать раскол партии»…

Может, он тоже интуитивно понимал, что ему надо «откупиться»? Сначала – «послепутчевской» книгой «Майн кампф». А потом (поскольку демон не отступал) и еще более убийственными делами. В 1939 году, перед началом Второй мировой войны, Гитлер вещал: «Речь идет не о каком-то частном вопросе, а о том, быть или не быть нации».

«Один наблюдатель из его ближайшего окружения отмечал в последние дни августа ярко выраженную «тенденцию к смерти в стиле Нибелунгов».

Смерть и влекла его, и пугала. Так он томился всю жизнь.