Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

АНИ. Вы говорите – «мир», «мы», «ближние»… Я прошу для себя. Понимаете? Я вымаливаю любовь себе. Дайте счастье мне одной. Если вы можете дать счастье одному – вы сможете дать его всем. А если вы хотите сначала дать счастье всем, вы его никому не дадите вовсе.

ГОЛОС МОНАХА. Почему вы озлоблены?

АНИ. Потому что я не вижу вокруг себя людей. Даже ваше лицо скрыто от меня решеткой, даже вы говорите мне то, что вам предписывает ваш долг. А где ваша любовь ко мне: к ближней? Где ваше слово?

ГОЛОС МОНАХА. Я слишком мал, чтобы говорить своим словом. Я говорю словами Господа – я верю им.

АНИ. Я тоже знаю слова Господа, но я пришла сюда, в Его храм, к человеку во плоти, к моему отцу и брату, к вам… Мы все знаем Бога людей, но вы-то нам нужны, как люди Бога… Вы говорите так спокойно, так вам все ясно обо мне… Я ведь для вас паства, а не ближняя… Ближний так не говорит.

МОНАХ выходит из исповедальни.

МОНАХ. Встаньте. Ну, встаньте же… Я отвечу вам… Пошли… Я вам отвечу…

МОНАХ подводит Ани к органу, садится и играет Баха. Он обрывает мелодию – резко, как пианист в концерте.

АНИ. Но ведь эта музыка говорит мне – «люби»… Значит, я могу любить его? Почему вы молчите?

Но МОНАХ ничего не говорит. Он снова начинает играть свою трагическую мелодию.

11

Номер Журналиста. Входит АНИ.

АНИ (оглядывая комнату). Все правильно… Все верно… (Пытается войти в соседнюю комнату-дверь заперта изнутри.) Он думал, что обманул меня.

Видит на столе записку и диктофон. Читает записку. Включает диктофон.

ГОЛОС АЗИАТА. Вы заблуждаетесь, Фрэд.

ГОЛОС РОГМЮЛЛЕРА. Перестаньте. Она любит парня, которого мне пришлось убрать, чтобы сохранить ее для нас. Мы оберегаем ее от любви.

ГОЛОС АЗИАТА. От этого нельзя уберечь. И если она узнает, что ее парня убрали именно вы, она наделает массу глупостей.

ГОЛОС РОГМЮЛЛЕРА. Она не узнает. Парня убрал я. Мне это было больно делать, поскольку за день перед этим он спас жизнь мне и моему другу, толстяку из Ганновера.

ГОЛОС АЗИАТА. Только не говорите, что вы сделали это во имя долга. Вы любите ее. Трагедия европейцев заключается еще и в том…

АНИ пробует выключить диктофон, но не может. Тогда она укрывает его подушкой. Голоса чуть слышны. Она берет телефонную трубку.

АНИ. Алло. Если меня будет кто-либо спрашивать, передайте, что я сейчас в триста одиннадцатом номере.

АНИ ложится на постель Журналиста, тихо смеется, гладит его подушку, плачет, дотягивается до шнура. С грохотом опускаются черные шторы. В номере делается темно. В номер доносится музыка из костела. Потом в номер резко врывается свет: это РОГМЮЛЛЕР открыл жалюзи.

РОГМЮЛЛЕР. Что с тобой, девочка? (Садится к ней, испуганно обнимает ее.) Что с тобой? Тебе плохо? Дать воды? (Приносит ей воды.) Что? Они дали тебе снотворное?

АНИ. Да… Они усыпили… Они усыпили меня, мой бедненький…

РОГМЮЛЛЕР. Тебе плохо? Что сделать, скажи мне? Ани, тебе плохо?

АНИ. Мне хорошо, Фрэд. Мне так хорошо…

РОГМЮЛЛЕР. Где они?

АНИ. Мне так хорошо, как не было никогда.

РОГМЮЛЛЕР (кричит). Где они?!

АНИ. Не кричи. Ведь ты любишь меня. Ляг. Ляг ко мне. Раздевайся. Ну? А, я забыла, ты любишь одетым. Я очень хорошо запомнила тебя, когда ты был в форме, в черных лакированных сапогах. Помнишь, ты еще успокаивал меня и говорил, что лакированные сапоги не надо мазать ваксой и что простыни поэтому не испачкаются. Ты тогда очень волновался, помнишь? У тебя даже сначала ничего не получилось – так ты волновался. Еще бы – спать с женой человека, которого расстреляли в гестапо. Бедненький, ты всегда помнил свой долг…

РОГМЮЛЛЕР (снимает трубку телефона). Пожалуйста, соедините меня с аэропортом. Благодарю. Аэропорт? Прошу номер таможни. Ганс? Это я. Никого? Будьте внимательны, возможен маскарад. Я перезвоню. (Дает отбой.) Пожалуйста, виллу Пронто. Алло. Это я. Никого? Час назад. Тихо, тихо, тихо… Никогда не надо волноваться заранее. С ней плохо. Да. Видимо, ей сунули наркотик. Я перезвоню.

АНИ. Фрэд, журналист уже улетел. Когда я шла к нему, я посмотрела расписание, в четырнадцать сорок уходит рейс не нашей авиакомпании.

РОГМЮЛЛЕР. Это точно?

АНИ. Да.

РОГМЮЛЛЕР. Браво.

АНИ. Чему ты радуешься? Они ушли…

РОГМЮЛЛЕР. Этот рейс из-за порчи мотора сядет на аэродроме в Нюрнберге. Это лучший выход. Странно только, как они могли на него пролезть…

АНИ. Нет. Этого не будет… Этого не может быть… Этого не будет. Они улетели! Они улетят к себе! Они не попадут к вам!

РОГМЮЛЛЕР. Ах вот как?! (Бьет ее по лицу.) Вот что ты говоришь, грязная шлюха! Я спас жизнь твоему брату! Я! Я спас жизнь тебе!

АНИ. Ты забрал самоё меня, Фрэд, взамен этой проклятой жизни. Зачем она мне?

РОГМЮЛЛЕР. Ани, бедная девочка, любовь моя, ну, скажи, что они дали тебе наркотик, скажи, что все это бред, ты же знаешь, кто ты есть для меня, Ани…