…Как-то отдыхал я по заводской путевке под Звенигородом. Гуляю себе на свежем воздухе и вдруг – ба, Валерка приехал! Да не один. Они с Анисиным Славкой дружили, вот и сорвались с базы – там на машине совсем недалеко было. Спрашиваю их: дескать, не проштрафитесь, часом? А ребята только рукой махнули с бравой такой улыбочкой: отец, не нервничай – все путем будет. Ну и отдохнули на вольном воздухе…
Был ли Валерка суеверным? Да не особо… Вот у мамы нашей примет всяческих было хоть отбавляй. Вот такая, скажем, запомнилась. После того как Валера отправлялся куда-нибудь на выезд, не мыла пол в квартире, пока сын не позвонит и не доложит, что все в порядке.
Ах да, была у сына примета – на лед всегда выходил последним. Всегда. А, вот еще что было – коньки начинал шнуровать с левого ботинка. Всегда с левого. А так больше вроде и не было.
Все, буквально все – и в Союзе, и за рубежом – с ума сходили от харламовской обводки, от его фирменных финтов и приемов. Только два человека знали, откуда это все взялось.
Встреча с любителями хоккея: ни один вопрос не мог застать Валерия врасплох
Он да я. Сын да отец. А все начиналось с дворового каточка у нашего дома на Ленинградском проспекте и со стадиона «Пищевик», что в трех кварталах от «Динамо», куда я брал малого на свои игры в бенди по Москве, оставляя его на пару часов на свободном льду.
Бывали у нас с сыном разборы матчей. Наши междусобойчики: если на что укажу (мол, сынок, в том эпизоде мог сыграть и поострее, а в другом должен был пожестче с защитником обойтись…) – он не раздражался и не перечил. Скажу, что прислушивался даже после того, как все мировые титулы завоевал. С дворовой площадки это у нас принято было, с цеэсковской школы. Но не припомню ни разу, чтобы сын дал повод упрекнуть себя в выпендреже, в заносчивости; уж чего-чего, а звездной болезни совсем не было у него.
Валера был крещеный. Мы оба были крещеными. Крестили нас в церкви на Соколе. Всехсвятская церковь. Бабушка наша была глубоко верующая. Соблюдала все посты и все праздники, выстаивала, случалось, длиннющие очереди в церковь, только чтобы помолиться. В религиозном духе нас с Валерой не воспитывали, росли как все советские дети, свято верившие в светлое будущее родины.
А в Бильбао я, кстати, в отличие от брата, и молилась, и с бабушкой по воскресеньям на службу всегда ходила.
У Валеры был друг – армянский священник. Жили по соседству в доме на проспекте Мира. Тот имел высокий сан, архимандрит, кажется; представителем армянской церкви в Москве был. Дружбу с этой семьей сохранили и поныне.
Едва не упустила… Мама-то наша была верующая. Без фанатизма, но искренне верила. На свой испанский лад. На католический, значит. Ставила иконку на видное место во время хоккейных телетрансляций, сын вернется – и первым делом к ней: «Ну что, мать, помогло?» А наши же выигрывали чуть ли не всегда – помогло, стало быть.
Валерий Харламов – в редакции популярной газеты
Валерий шефствовал над городским пионерлагерем, когда там в летний период работал отец. Помогал в любом деле
Ну вот если в семье нелады какие-нибудь или проблемы у его близких – тогда и он терял покой, не до юмора ему было.
Уже Тихонов рулил в ЦСКА. Команда сидела на сборе в Архангельском. Ну, сын подошел к главному: так, мол, и так – надо мать встретить, из Испании возвращается, довезу домой и вернусь на базу. А Тихонов ни в какую. Уперся: нельзя распорядок нарушать, правила для всех одни. Ну, сын плюнул на все это и рванул в самоволку.
Открытие сезона в городском пионерлагере. Борис Сергеевич Харламов (