Во второй половине 1934 г. уполномоченный 3-его отделения особого отдела Управления НКВД по Ленинградской области (я в то время работал оперуполномоченным 2 отделения СПО) некий Григорий Ильич Драпкин передал мне письмо, написанное малограмотным почерком за подписью Волковой, которая сообщала, что в Ленинграде существует контрреволюционная организация под названием «Зеленая лампа» в количестве 700 человек.
Передавая указанное письмо, Драпкин тогда мне с усмешкой сказал, что у этой гражданки «не все дома», что она ему также неоднократно писала о к/р. организации среди красноармейцах, с которыми она встречалась и что все, что она писала никогда не подтверждалось.
Кроме того, Драпкин тогда мне сказал, что Волкова писала также и в Управление Уголовного Розыска по Ленинградской области и давала «липовые дела» и что там от нее еле избавились.
Официальным секретным сотрудником Волкова никогда не была и все делала по собственной инициативе. Работала Волкова тогда где-то уборщицей, примерный возраст ее в то время был не больше 22–23 лет, по социальному происхождению — из крестьян, малограмотная и малоразвитая.
При разговоре с Волковой она производила впечатление психически ненормального человека.
Когда я начал интересоваться первым письмом Волковой о существовании в Ленинграде к/р. организации и спросил ее откуда она узнала численность организации — она ничего конкретного ответить не смогла. При последующих с ней встречах Волкова также давала неправдоподобные материалы, а именно: то она будучи в гостях у одного молодого путиловского рабочего обнаружила корзинку с человеческим мясом, у других знакомых машину для печатания червонцев, то ее втолкнули в легковую машину и увезли в Лигово, где заставили мыть трупы… Все материалы должны находиться в агентурном деле Волковой. Ни один из материалов Волковой после тщательной оперативной проверки подтвержден не был.
На одном из оперативных совещаний, на которой присутствовало все руководство Управления НКВД по Ленинградской области во главе с начальником Управления тов. Медведь, на котором стоял вопрос о работе сети, меня обвинили в том, что я от своей сети получаю «легендарные дела», в частности говорили о Волковой, которая по заключению совещания является социально опасным элементом, поскольку она клеветала и неправильно информировала в своих письмах органы. На этом же совещании Медведь предложил санчасти Управления тов. Мамушкину вызвать профессора-психиатра, а также вызвать Волкову, чтобы ее освидетельствовать. Вызванный профессор-психиатр предложил обследовать Волкову стационарно, о чем было вынесено специальное постановление. На оснований заключения профессора-психиатра она была от правлена санчастью в психиатрическую больницу на обследование.
Примерно через два месяца совершилось убийство С. М. Кирова.
Когда меня вызвали в Смольный к И. В. Сталину, где присутствовали, кроме Ягоды, Ворошилов, Медведь, Жданов и другие, а также все руководство Ленинградского НКВД была вызвана также и Волкова.
И. В. Сталин и Ягода задали мне ряд вопросов по материалам Волковой. Я объяснил, что все материалы Волковой не соответствуют действительности, т. к. они были оперативно и тщательно все проверены и в них ничего не подтвердилось.
Несмотря на то, что к охране правительства я никакого отношения не имею, после моего допроса в Смольном у И. В. Сталина я был арестован и привлечен к уголовной ответственности вместе с другими работниками Ленинградского Управления НКВД…
Не чувствуя себя виновным перед партией и Родиной, я писал письма в 1948 г. — в ЦК на имя Сталина, в 1951 г. — снова в ЦК на имя Сталина. В них указывал: дело ленинградских работников НКВД было создано Ягодой и его приспешниками с целью отвлечь внимание партии от настоящих обстоятельств, сопутствовавших убийству С. М. Кирова. По этому делу была использована психически неполноценная личность Волковой, которая сыграла весьма подозрительную роль в ходе этих событий.
С назначением Ежова наркомом НКВД СССР Ф. Д. Медведь и другие ленинградцы были арестованы вторично и преданы суду, как „враги народа".
Я был отстранен от занимаемой должности и водворен в спецлагерь усиленного режима, где подвергался запрещенным методам допроса с инсценировкой расстрела. От меня добивались признания в том, что по заданию Берзиня и Медведя я должен был обезоружить охрану и бежать Японию.
Находился в спецлагере до 1944 года».
В 1944 году переведен на поселение в Якутск, работал техноруком в республиканской «Заготживконторы». С 1945 г. было разрешено выехать в г. Кремчуг Львовской области. Обращался с письмами на имя Сталина в 1948 и 1951 годах.
В 1957 и 1958 годах снова обращался в партийную комиссию ЦК КПCC с просьбой о восстановлении в партии.
В 1958 году с ведома партийной комиссии ЦК КПСС без отмены судебного приговора Петров Г. А. был восстановлен в партии.
В 1960 г. переехал жить в Ленинград, работал в Московском райкоме КПСС города.