Неизвестный Кожедуб

Мои курсанты приступили к самостоятельным полетам. Я не волнуюсь, так как знаю, что подготовленный курсант не сделает грубой ошибки. Но хладнокровие оставляет меня, когда вижу, что Клочкову никак не удается сделать посадку. Грожу курсанту с земли кулаком, как когда-то грозил учлетам наш инструктор в аэроклубе. Налетавшись «досыта», Клочков садится. Мои опасения оправдались: не обошлось без поломки. Самолет отруливает на заправочную линию. Техник просматривает узлы крепления, а я тем временем отчитываю курсанта за то, что он «утюжил» воздух.

Вспоминается песня, которую мы пели, когда были курсантами, на мотив «Раскинулось море широко»:

Его привели к командиру звена, Налево семь раз повернули И стружку снимали с него полчаса, У бедного слезы блеснули…

…Чем неспособнее, труднее был ученик, тем охотнее и больше я с ним работал. И когда добивался успеха, то испытывал необычайную радость. Научить человека трудному для него делу, поделиться с ним опытом — что может быть отраднее!

13. Семь против двадцати пяти

В свободную минуту, лежа под крылом самолета, я читал описания воздушных боев и по-мальчишески мечтал убежать в Москву, а оттуда на фронт. Я не задумывался над тем, как это осуществить, но уже видел себя в боевом самолете на месте летчика, о подвигах которого только что прочел в газете, и, так сказать, входил в его роль. Картину боя в ту пору я представлял себе плохо, туманно, да и нелегко себе ее представить, пока не побываешь на фронте…

Незаметно подошел 1942 год. Мы встретили его в суровое время. Но на душе уже было легче: немцы под Москвой разгромлены. Советская Армия на различных участках огромного фронта наносила ощутительные удары по врагу.

23 февраля — двадцать четвертая годовщина Советской Армии. В училище праздничное настроение: немецкое зимнее наступление сорвано! Наша армия за четыре месяца прошла от Москвы более четырехсот километров.

В этот день мои друзья — инструкторы — и я получили звание старших сержантов. Мы были горды и счастливы и весь вечер толковали о грядущих боевых делах.

Прошло два с половиной месяца в напряженной учебе. Мои курсанты летали хорошо. К 1 Мая получил благодарность от комэска. Я не имел ни одного взыскания, ни одного замечания, и наши отношения со строгим командиром наладились. На торжественном вечере политрук прочел нам первомайский приказ Народного комиссара обороны. Я много думал о словах вождя, о его приказе совершенствовать боевую выучку.

Об этом же шла речь и на нашем комсомольском собрании: как лучше подготовить себя к боевой деятельности.

Преподаватель тактики военно-воздушных сил сделал для нас интересный альбом. Он собрал в нем статьи из газет с описанием тактически наиболее интересных боев. Преподаватель дал мне альбом на несколько дней. Это было прекрасное пособие. Я подробно разбирал с курсантами тактику нашей и вражеской авиации, знакомил их с опытом боевых летчиков.

По вечерам долго просиживаю над альбомом, тщательно изучаю, анализирую каждый тактический прием фронтовых летчиков, вычерчиваю на бумаге схемы боя, отдельные фигуры, записываю в блокнот свои выводы. Эта «творческая лаборатория» принесла мне большую пользу. Я еще не был на фронте, но уже стал нагляднее представлять себе действия летчика в бою. Во многом мне помогло умение рисовать.

Как-то вечером, войдя в коридор штаба, я увидел у витрины, в которой обычно вывешивались газеты, летчиков. Они что-то горячо обсуждали. В «Сталинском соколе» была опубликована статья, описывающая замечательный бой семерки советских летчиков против двадцати пяти фашистов, бой, закончившийся разгромом врага. Среди семи отважных — три питомца нашего училища. Их отправили на фронт, когда мы были еще дома, на Украине.

Мы гордились товарищами.

Командиру славной семерки, летчику Еремину, впоследствии был передан самолет, построенный на сбережения колхозника-патриота Ферапонта Головатого.

14. Закон двойного контроля

Приближался день выпуска моей группы. Предстояло сделать последний полет с курсантом в зону и показать срывы в штопор.

Рано утром мы вышли на аэродром. Механик доложил, что самолет исправен. Я полетел уверенно. Сделал срыв в штопор и начал выводить самолет. Даю газ, а мотор не работает. Самолет вошел в крутую спираль. Потянул ручку на себя. Самолет начал вращаться в другую сторону. Быстро приближалась земля. Надвигалась катастрофа. Нельзя терять ни секунды! Не могу понять, что происходит с мотором. Предпринимаю последнюю попытку выровнять самолет, и вот уже он в горизонтальном положении. Но вынужденная посадка неизбежна.

Местность неровная. Оглядываюсь — сбоку хлопковая плантация. Направляюсь к ней. Снижаюсь. Потянул ручку на себя — самолет приземлился и побежал. Его тянуло на нос — вот-вот перевернется! Площадка с наклоном. Впереди — пропасть.

Самолет остановился перед ней метрах в пятнадца-ти-двадцати.

Очевидно, кончилось горючее. Открываю пробку и убеждаюсь — увы, бензина действительно нет!