Неизвестный Кропоткин

У Сони Лавровой вечерами собирались русские эмигранты и студенты. За самоваром они обсуждали социально-политические проблемы, и в этих разговорах Кропоткин находил подтверждение своим мыслям, которые рождались еще у костра в сибирской тайге и во время одиноких переходов в Финляндии. Ему уже стало ясно, что эволюция общества зависит от того, чего хотят люди все вместе, от суммы единичных воль. Та же мысль высказана Львом Толстым в «Войне и мире». Чтобы определить интеграл этих воль, нужно жить среди людей постоянно общаться с ними, узнавать об их потребностях и стремлениях, обобщать факты, анализировать. Это как в метеорологии - чтобы составить верный прогноз погоды, нужно знать распределение атмосферного давления во множестве точек и выявлять области его минимумов давления (циклонов) и максимумов (антициклонов).

Он едет в Женеву, где находился русский центр Интернационала, и социалисты проводили большие митинги в бывшем масонском храме Femple Unique, который был и клубом, и университетом. В комнатах храма работали образовательные кружки, в которых изучалась не только социалистическая литература, но и химия, физика, история. И все - совершенно легально, на основе закона о свободе слова. Для приезжего из России - это удивительно. Но еще больше Кропоткин был удивлен тем, что в Русской секции Интернационала, в среде революционеров царят бюрократические отношения, характерные для российского чиновничества.

Один из руководителей социалистической агитации был участник первого общества «Земля и Воля», возникшего в России в 1861 году, Николай Утин. Так вот этот революционер занимал роскошную квартиру и как-то свысока относился к простым рабочим, а главное - не чужд был интриганству, духом которого была насыщена атмосфера Международного товарищества рабочих, созданного К. Марксом. Понял и Утин, что Кропоткин скроен из какого-то другого материала: «Нет, вы к нам не вернетесь…», - сказал он, прощаясь с Кропоткиным, который отправлялся в окруженный горами Невшатель к бакунинцам - «федералистам», расходившимся с марксистами в отношении к государству и к централизованной структуре самого Интернационала.

Около недели провел Кропоткин среди часовщиков Невшателя. Потом побывал в Сонвилье. Здесь встретился с такими активными деятелями Юрской федерации, как Джеймс Гильом, коммунар Парижа Бенуа Малоном, писавший книгу о днях Коммуны, и Адемар Швицгебель, друг Бакунина. Знакомство с ними оказало на Кропоткина сильнейшее влияние. Он заметил, что в Юрских горах не было того противостояния руководителей и рядовых членов организации, какое он видел в Женеве. Адемар Швицгебель, будучи секретарем федерации, продолжал зарабатывать на жизнь часовым ремеслом. В соседней деревне завязался оживленный разговор о социальных проблемах с часовщиками. Они пришли, несмотря на непогоду, из других деревень, некоторые за десять километров, - специально, чтобы встретиться с «товарищем из России».

Кропоткин поддержал Бакунина в его критике государственного социализма, приверженцем которого был Центральный совет Интернационала. Он был убежден, что государство, тем более в форме диктатуры, не совместимо с социализмом, который при сохранении государственной организации неизбежно разовьется в экономический деспотизм.

Освобождение народа не произойдет при замене одной формы власти другой. Строительство нового общества на обломках государства - дело других поколений.

Влияние Бакунина на юрских часовщиков было огромным, но оно было преимущественно нравственным. Он никогда не допускал подавления людей своим авторитетом. В Швейцарии им был создан центр пропаганды анархизма, откуда идеи безвластия стали распространяться в другие страны. С энтузиазмом Петр Кропоткин воспринял эти идеи. Впоследствии он очень жалел о том, что не встретился тогда с Бакуниным, не съездил к нему в Локарно. Поговорить с ним было необходимо, поскольку одно место в программе юрских федералистов Кропоткин принял не сразу, а только после мучительных раздумий в бессонные ночи. Это пункт о неизбежности революции, еще более грандиозной, чем Великая Французская, свершившаяся всего лишь 80 лет назад. Кропоткин приходит к убеждению, что процесс постепенных эволюционных изменений закономерно прерывает революционный скачок, резко меняющий темп эволюции. Ускоряя эволюцию, он спасает общество от застоя и загнивания. «Вопрос не в том, как избежать революции, - говорил он,- ее не избегнуть, а в том, как достичь наибольших результатов при наименьших размерах гражданской войны, то есть с наименьшим числом жертв и по возможности не увеличивая взаимной ненависти» 1.

1 Записки, С. 179.