Читаем Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи полностью

«Наиболее талантливые люди шли в „Отеч‹ественные› зап‹иски›“, как в свой дом, несмотря на мою нелюдимость и отсутствие обворожительных манер. Мне – доверяли, моему такту и смыслу, и никто не роптал, ежели я изменял и исправлял». Существует много рассказов о том, как редактор Салтыков делал чудеса даже с самыми «неудобными для печатания» вещами. Не обходилось, конечно, и без обид, но в основном авторы доверяли редакторской правке. Внешне суровый, но добрый и заботливый по натуре человек, Салтыков был неизменно внимателен к авторам и их нуждам. Никогда не отказывал в материальных просьбах и, как свидетельствует современник, «сам даже предлагал иногда денег, когда узнавал, что человек нуждается, и предлагал людям, которых мало знал, лишь бы только они были писателями и из писаний их было видно, что они люди порядочные…»

Время работы в «Отечественных записках» становится временем «литературного генеральства» Салтыкова, его талант разворачивается во всем своем блеске, среди читателей находится множество людей, кого он по праву мог считать «читателем-другом», для них он становится учителем и пророком, в его произведениях они искали ответы на мучительные вопросы жизни. По словам А. П. Чехова, «две трети читателей не любили его, но верили ему все».

Литература «напоила ядом его сердце»

Между тем сам Салтыков не раз испытывал сомнения в пользе своей литературной деятельности, подобные сомнения и разочарования переживают и его герои-литераторы. Таков персонаж сказки «Приключение с Крамольниковым», в один прекрасный момент осознавший, что его слово не способно изменить мир. Особенно остро проблема отношений с читателем встает для Салтыкова после того, как в апреле 1884 года за «распространение вредных идей» были закрыты «Отечественные записки». Он, правда, продолжает печататься в других изданиях – «Вестнике Европы», «Русских ведомостях», «Русском богатстве», но утрату своего журнала воспринимает как отторжение от читателя – единственной «особы», которую любил. Болезненно реагирует он на любые симптомы разрыва с читателем, которые становились известны ему. Один такой эпизод, случившийся в родной Твери, он с горечью комментировал: «Чего со мною не делали! И вырезывали, и урезывали, и перетолковывали, и целиком запрещали, и всенародно заявляли, что я – вредный, вредный, вредный ‹…› мало того: в родном городе некто пожертвовал в местный музей мой бюст. Стоял-стоял этот бюст год или два благополучно – и вдруг его куда-то вынесли. Оказалось, что я – вредный». Постоянные болезни усиливали чувство «оброшенности», хотя те читатели, которые сочувствовали литературной деятельности Салтыкова, по-прежнему ждали его произведений и откликались на них.

«Литература осветила его жизнь, но она же и напоила ядом его сердце» – это сказано о герое рассказа «Похороны», но в первую очередь – о себе самом. И все же ничего важнее литературы для Салтыкова никогда не существовало. И сыну своему писатель перед смертью завещал: «…паче всего люби родную литературу, и звание литератора предпочитай всякому другому».

«Забытые слова»

В последние годы жизнь Салтыкова, небогатая внешними впечатлениями, определялась болезнью. Казалась бы, болезнь должна была целиком поработить человека и лишить его творческой энергии и сил, но, вопреки физическим страданиям, талант писателя не ослабевал и раскрывался новыми гранями. Салтыков с печалью замечал, что после 1884 года «утратил юмор». Действительно, его произведения последнего периода в большинстве своем лишены искрометного смеха, в них преобладает трагический элемент, но в художественном отношении эти изменения знаменовали новый виток его творческой эволюции.

Последним произведением Салтыкова стала хроника «Пошехонская старина», возвращавшая к чудовищным временам крепостной действительности, которая и спустя десятилетия после отмены рабства довлела русской жизни. Но, работая над «Пошехонской стариной», Салтыков задумывает новое произведение, от которого сохранился лишь небольшой фрагмент: «Серое небо, серая даль, наполненная скитающимися серыми призраками. В сереющем окрест болоте кишат и клубятся серые гады; в сером воздухе беззвучно реют серые птицы; даже дорога словно серым пеплом усыпана». В библейских, эсхатологических тонах выполнен дошедший до нас эскиз. Но благодаря воспоминаниям современников мы знаем, что в последнем замысле писателя все-таки жила его юношеская мечта о «золотом веке», который «находится не позади, а впереди нас»: обращаясь к своим современникам, он стремился напомнить русскому обществу забытые им слова – «совесть, отечество, человечество»…

Михаил Евграфович Салтыков скончался 28 апреля 1889 года и согласно его завещанию был похоронен на литераторских мостках Волкова кладбища рядом с могилой И. С. Тургенева (в XX веке могила была перенесена). Вся Россия откликнулась на смерть писателя: некрологи были напечатаны в изданиях, выходивших в разных уголках страны, родные получили сотни соболезнующих телеграмм, к гробу было принесено множество венков, тысячи людей пришли проститься с Салтыковым.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное