Неизвестный псевдоним Бога

– Я, Багира, никогда не ошибаюсь, – самоуверенно ответил он и, взглянув на часы, добавил: – Наталья, я позвоню завтра, мне необходимо поговорить о вашей встречи с Юркой, а сейчас прошу меня извинить, мне надо идти. Оставляю вас, Шерлок, с честной стаей, – обратился он к Арсению. – Помните, у них пароль: «Мы с тобой одной крови, ты и я», – и быстрым шагом покинул растерзанную квартиру, не дав никому ответить.

* * *

Комары к вечеру из насекомых превратились в вампиров, которые во что бы то ни стало хотели напиться крови, и сидеть в беседке сейчас не представлялось возможным. Уже который день у Таши был сумасшедшим, столько событий плохих, очень плохих и просто страшных не происходило за всю её жизнь. Сегодняшний день добил Ташку окончательно, просто не оставив сил думать и переживать. Ирма, как лучшая подруга, да что там подруга, почти сестра, взяла обустройство на «фазенде» в свои руки, раздавая указания Леське и Антону Павловичу, Марку и Арсению, который жутко заревновал, увидев статного Марка, и увязался за ними, аргументируя тем, что хочет помочь. Работали дружно, за время зимовки хиленький домик покрылся пылью и обветшал, поэтому работа нашлась всем. Кто-то мыл, кто-то выбрасывал мусор, кто-то прибивал отвалившиеся ставни. Арсений с Марком соревновались в умении, первый – рьяно, ну а второй – с усмешкой, не принимая участкового в равноправные соперники.

Только Таша, взяв клетку с сусликом, ушла в беседку и сидела не шелохнувшись. Мысли то одолевали её все разом: Юрка, душитель, депутат – домашний тиран и погром в доме, который, кстати, они не стали убирать, просто, закрыв квартиру, сразу уехали на «фазенду», эти мысли то улетали, оставляя голову пустой и тяжелой, то вновь возвращались. Друг Дуса смотрел на Ташу своими глазками-пуговками и молчал, словно понимая, что его новой хозяйке необходимо подумать. Солнце садилось за горизонт, очередной тяжелый день заканчивался. Наконец Ташу прорвало, жалость к себе пересилила все самые страшные мысли и накрыла её волной слез. Такие слезы нельзя остановить, их можно только выплакать. Вдруг вспомнилось всё: и издевательства одноклассников, и предательство мужа, и позорное увольнение с любимой работы, и щемящее чувство одиночества во время празднования дня рождения дочери без неё.

– Вот почему со мной никогда не случается ничего хорошего?! – сквозь слезы спрашивала Таша Дусу, и тот старался ей ответить, но у него ничего не получалось.

– Что? – уточнила у него Таша. – Хочешь сказать, что ты вообще в клетке? Так иди гуляй, пусть хоть тебе станет сегодня радостно.

Таша открыла клетку настежь, приглашая животное на прогулку.

– Иди. Что, боишься? Ага, вот так все, как жаловаться, так первые, а как изменить что-то в своей жизни, то трусим. Что, лучше сидеть в своей клетке, страшновато призрачное счастье? – кричала она на суслика.

Сейчас Таша сама не понимала, с кем разговаривает: с сусликом или сама с собой, так, как раньше любила делать с зеркалом.

Дуса, видимо, все-таки услышал её призыв быть счастливым и, одним прыжком покинув клетку, стал оглядываться на мир, словно не был уверен, что это не глупая шутка зареванной женщины.

– Иди и будь счастлив, может, хоть тебе повезет, – продолжала реветь Таша.

Суслик с пушистым хвостом, недолго думая, как-то чересчур ловко, в три прыжка достиг ближайшего дерева и взобрался наверх. Только сейчас Таша поняла, что наделала, суслик был какой-то необычный, по-моему, Юрка говорил калифорнийский. Написав дочери короткое СМС: «Ничего никому не говори, просто приди в беседку», – Таша старалась не потерять взглядом животное на дереве, сумерки все больше сгущались, а черного Дусу все меньше становилось видно.

– Мам, – услышала Таша шепот дочери, – что случилось?

– Дочик, скорее сюда. – Таша стояла под деревом, и её почти не было видно.

– Что случилось? – так же шепотом продолжила дочь.

– Дуса сбежал, – соврала Таша, так как ей было стыдно за глупый поступок.

– Как он умудрился открыть клетку? – закономерно удивилась Леська.

– Вот сейчас точно не до разбирательств! – возмутилась Ташка, боясь разоблачения. – Животное надо спасать. Это калифорнийский суслик, он точно не выживет в России на воле, это не всегда под силу местной фауне, а что уж говорить об изнеженных американцах? Пропадет он, – грустно закончила свою речь Таша.

– Да, угораздило же его сбежать, – согласилась Леська. – Ну, у меня для него две новости: одна плохая, другая хорошая.

– Начинай с хорошей, – сказала Таша, уставшая уже от плохих.

– Он залез на черемуху, а это, как известно, дерево со множеством хороших веток, и можно попробовать туда взобраться, – толково оценила ситуацию Леська.

– А плохая?

– А плохая – что ветка, на которой он сидит, выходит к соседям во двор, и если он туда спрыгнет, то мы, скорее всего, его уже никогда не найдем.

Действительно, огромная черемуха стояла у самого забора, распределив свои ветки по обе стороны, словно мать – свою любовь между детьми поровну.