Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!

Реакция собирала силы. В конце 1931 года «американский легион» принял резолюцию: кризис не может быть «быстро и эффективно разрешен имеющимися политическими методами». Куда метило командование легиона, не составляло секрета. Консервативный экономист В. Джордан суммировал настроения делового мира после очередного съезда Торговой палаты в конце 1931 года: «Всего через несколько месяцев экономический Муссолини может заставить их маршировать в красно-бело-синих рубашках, приветствуя какой-либо новый символ». Сенатор Д. Рид: «Я не часто завидую другим странам и их образу правления, но я говорю: если наша страна когда-либо нуждалась в Муссолини, то час пришел». Эти люди, очевидно, завидовали итальянскому фашизму.

Однако богатая буржуазная республика могла обойтись собственной, а не импортной идеологией. Ссылка на Муссолини лишь показывала, куда были устремлены помыслы многих имущих. Они были готовы в случае необходимости установить в стране тоталитарные порядки. Откуда взялись бы вожди? Переговорив в августе 1932 года с сенатором X. Лонгом по телефону и выслушав поток брани по поводу связей с крупным бизнесом, ФДР повесил трубку и серьезно сказал сидевшим в его кабинете: «Смешно, но Хью один из двух самых опасных людей в Соединенных Штатах сегодня. Нам придется заняться им». «А кто другой?» – спросил Тагвелл. «Дуглас Макартур», – ответил ФДР. X. Лонг вел разнузданную демагогическую пропаганду, заявляя, что он объединит радикалов обеих партий – демократической и республиканской – и заставит богачей расстаться со своими сокровищами. Д. Макартур носил лавровый венок победителя при Анакостия-Флэтсе, имущие видели в нем человека дела.

VII

Опасность для традиционного образа правления в Соединенных Штатах, как видели ее ФДР и лица, разделявшие его взгляды, таилась и слева, и справа. Где выход? В июле 1932 года губернатор штата Северная Каролина М. Герднер, отнюдь не радикал, писал Рузвельту: ни в коем случае не отвергать необходимость изменений, ибо если не признавать, что время созрело для них, тогда на повестке дня встанет «яростная социальная и политическая революция. Американский народ против нынешнего порядка вещей. Мы окажемся более чем слепыми, если решим, что народ держится за статус-кво… Если бы я был Рузвельтом, я бы стал еще большим либералом. Я бы шел с массами, ибо они находятся в движении, и если нам суждено спасти страну, то средство для этого – либеральная интерпретация идей, властвующих над умами людей». Душой и сердцем ФДР был согласен с этой точкой зрения. Другие губернаторы шли дальше. Т. Билбо (штат Миссисипи): «Я сам стал розовым». Ф. Олсон (Миннесота) сказал некоему вашингтонцу: «Скажите им там, в столице, что Олсон больше не берет в национальную гвардию никого, кто не красный! Миннесота – левый штат».

Все предвыборные выступления ФДР пронизывала мысль: необходимы изменения, однако для того, чтобы сделать Америку еще более американской, поддержать пошатнувшиеся устои капитализма. Как обычно, Рузвельт обращался к «прогрессистам», не проводя партийных различий, ибо все они, по его словам, были за изменения. Он подчеркивал, что борется не против республиканской партии, а открыл огонь по ее руководству, ответственному за кризис. Отклик среди республиканцев вознаградил Рузвельта: в сентябре возникла национальная прогрессивная лига под руководством сенатора Норриса. В ней активно работали Г. Икес, Дж. Ричберг и Г. Уоллес. «Прогрессивные республиканцы» оказали ФДР неоценимую услугу, ведя кампанию для него в западных штатах. Государственный секретарь Г. Стимсон, памятуя о событиях 1930 года, твердо отклонил предложение Гувера выступить против Рузвельта, сохранив дружественный нейтралитет.