Неизвестный Шекспир. Кто, если не он

Мир, доселе ограниченный, сделался вдруг необъятным. Горизонт, прежде узкий, вдруг расширился. Надежда на великую будущность наполняла все сердца. Да, это была весенняя пора, и во всех стихотворениях поэтов того времени чувствуется весеннее настроение.

В наше время, когда сотни миллионов людей говорят по-английски, современных английских поэтов можно пересчитать по пальцам. А тогда в Англии существовало около 300 лириков и драматургов, писавших для публики, равной по количеству нынешней датской, так как из пяти миллионов населения четыре были безграмотны. Но тогда умение писать стихи было так же распространено среди мужчин, как в наше время умение играть на рояле среди дам. Поэтическая деятельность уживалась мирно рядом с энергической практической деятельностью.

Но как все эпохи расцвета, и эта эпоха была кратковременна.

Глава 29. Елизавета на склоне лет

Уже в 1600 г. общественное настроение было совершенно иное.

Елизавета также изменилась. В ее характере было всегда много теневых сторон, но они исчезали в том блеске, которым ее окружили успехи ее политики, великие люди, служившие ей, громкие дела и счастливые события.

Теперь все изменилось.

Она всегда была тщеславна. Но когда ей исполнилось 60 лет, ее кокетство достигло крайних пределов. Мы видели, что Рэлей, желавший вновь снискать ее благорасположение, написал из темницы письмо на имя сэра Роберта Сесиля, где сравнивал ее с Венерой и Дианой (ей тогда было уже 60 лет). Когда ей минуло 67 лет, то сестра Эссекса, пытавшаяся спасти брата, подала королеве прошение, исполненное благоговения перед ее «чарующей красотой», ослепившей несчастного, и ее «совершенствами и добродетелями, от которых можно было бы ожидать больше сострадания». В том же самом году королева в маске принимала участие в танцах по случаю свадьбы лорда Герберта. Она любила, если все поражались ее цветущим видом. Когда ей было 68 лет, лорд Монжой просил позволения «утолить жажду своих взоров созерцанием единственного дорогого для них предмета», т. е. ее «хорошеньких глазок». В этом тоне разговаривали с ней все, желавшие снискать или сохранить ее милость. В 1601 г. лорд Пемброк, которому был только 21 год, мечтал получить разрешение предстать перед королевой и написал поэтому Сесилю (т. е. 68-летней Елизавете), что «ее несравненная красота является единственным солнцем, освещающим его маленький мир».

Когда сэр Роджер Астон привозил в эти годы Елизавете письма от короля Иакова, то его не приводили к ней немедленно, а оставляли в зале, откуда сквозь откинутую портьеру можно было видеть, как королева танцевала одна под звуки небольшой скрипки. Эта картина должна была ему доказать наглядно, как еще молода королева и как мало, следовательно, надежды у Иакова унаследовать в скором времени ее престол. Совершенно понятно, если Елизавета пришла в бешенство, когда в 1596 г. епископ Редди привел в одной из своих проповедей стихи Кохелета о безобразии старческого возраста, намекавшие довольно прозрачно на нее. Она требовала постоянной лести и немедленного послушания.

Наивысшим счастьем для ее деспотической натуры было видеть, как один из ее фаворитов, защищавших несимпатичный ей план, переходил мало-помалу на ее сторону. Лейстер сумел этим путем сохранить ее милость и передал это средство по наследству своим преемникам. Чтобы чувствовать ежедневно свое могущество, королева сеяла раздор между своими фаворитами, покровительствовала то одной, то другой партии и подмечала с глубоким наслаждением, как придворные разбиваются на группы. К концу ее жизни ее двор был одним из самых распущенных во всей Европе. Роджер Эшем был совершенно прав, говоря в одном стихотворении, что там можно было добиться значения только «ложью, лестью, обманом и лицемерием».

Приверженцы Сесиля и Эссекса образовали две враждебные партии. Если кто-нибудь пользовался покровительством одного из этих могущественных лордов, противная партия боролась с ним всеми средствами, как бы ни были велики его личные заслуги.