Неизвестный Шекспир. Кто, если не он

На другой день он обрушился на своего благодетеля с еще более злобными и опасными доводами. Он сравнивал Эссекса со знаменитым герцогом Гизом, тоже дворянином и мятежником. «Не на свою свиту рассчитывали вы, — восклицал Бэкон, — а на поддержку города! Когда герцог Гиз поднял восстание, он явился в одном только белье, в сопровождении только восьми человек, на улицы Парижа и нашел среди горожан ту помощь, которую вам здесь — слава Богу! — не оказали. И король должен был спасаться в костюме пилигрима от ярости мятежников».

Так как Эссекс упорно отрицал, что стремился к престолу и хотел покушаться на жизнь королевы, то такое сопоставление было для него крайне опасным. Эссекс и Саутгемптон были осуждены на смертную казнь.

Особенный интерес представляет для нас расспрос, которому подвергся покровитель Шекспира, и данные им на суде показания. В одном частном письме от 24 февраля Джон Чемберлен пишет: «Граф Саутгемптон говорил очень хорошо, хотя, на мой взгляд, слишком пространно. Он защищался очень энергично, как человек, не желающий умирать. Но все тщетно. Это было немыслимо. Потом он стал молить о пощаде и растрогал многих. Большинство было к нему хорошо расположено. Однако мне лично показалось, что он вел себя слишком малодушно перед гордым врагом, слишком разыгрывал подданного и слишком боялся смерти».

Из собственных показаний Саутгемптона следует, что он при своем прибытии в Ирландию узнал о сношениях Эссекса с шотландским королем. Эссекс пытался объяснить Иакову, что для него самого будет в высшей степени опасно, если правительство Англии будет находиться в руках их общих врагов. Пусть он пришлет войско. Тогда он, Эссекс, окажет ему поддержку своими ирландскими отрядами, насколько это будет совместимо с его службой королеве. Вследствие уклончивого ответа короля предприятие не состоялось, и Саутгемптон вскоре раскаялся, что пожелал ему благополучного исхода. Лишившись своего ирландского поста, он отправился в Нидерланды: одна только мысль вдохновляла его — расположить к себе снова королеву. В это время его друг и родственник Эссекс пригласил его к себе и упросил помочь ему добиться доступа к королеве. Скрепя сердце последовал он этой просьбе, не ради того, чтобы восстать на королеву, а только из любви к Эссексу. Теперь он раскаивается в своем поступке, гнушается своим поведением и клянется на коленях посвятить королеве свою жизнь, если ее у него не отнимут.

Саутгемптон производил впечатление вспыльчивого, но мягкого человека, находившегося под влиянием более сильной натуры. Он не позволил себе ни одного неблагородного замечания относительно своего друга и родственника, дело которого было заведомо проиграно. Саутгемптона помиловали и присудили к пожизненному заключению.

Эссекс вышел из предстоявшего ему тяжкого испытания еще с меньшей стойкостью. Когда он узнал, что присужден к смерти и что некоторые из его приближенных разгласили тайные беседы и собрания в Друри-хаусе, происходившие по его инициативе, он за несколько дней до своей смерти настолько потерял внутреннее равновесие и чувство личного достоинства, что осыпал родственников, сестру, друзей, секретаря и, наконец, самого себя целым потоком обвинений.

А его недруги не дремали.

Даже Рэлей, раздраженный не только старой враждой, а также последним обвинением Эссекса, будто он покушался на его жизнь, боясь, что прежний любимец королевы снова может быть помилован, написал Сесилю письмо, убеждая его «не смягчаться», а поскорее привести в исполнение смертный приговор. Правда, такое неблагородное поведение как-то трудно вяжется с его гордым характером.

Елизавета подписала сначала приговор, но потом разорвала бумагу; 24 февраля она подписала вторично, и 25 февраля 1601 г. голова Эссекса пала под тремя ударами топора.

Однако население Лондона не хотело признать своего любимца изменником. Оно исполнилось ненавистью к его палачу и к тем людям, которые, подобно Бэкону и Рэлею, ускорили своей враждой исполнение смертного приговора.

Правительство, желая оправдать свое поведение, издало брошюру «Об измене покойного графа Эссекса и его соучастников», в которой доказывалось преступление знатного лорда; Бэкон принимал деятельное участие в ее составлении. Хотя, правда, один из самых выдающихся биографов Бэкона, Джеймс Спеддинг пытался доказать, что содержание брошюры вполне согласуется с фактами, но ему не удалось объяснить то характерное и веское обстоятельство, что в ней совсем не упоминается о выяснившемся на допросе полном нежелании Эссекса прибегать к насилию, и что сама попытка взбунтовать Лондон была сама по себе крайне наивна и нелепа. Везде, где встречались в тексте подобные заявления, отмечено на полях иногда почерком Бэкона, иногда почерком прокурора Кока сокращенное слово «от», т. е. «to be omitted» (пропустить). Так как протоколы дошли до нас, то их еще и теперь можно сравнить с правительственной брошюрой.