Неизвестный Шекспир. Кто, если не он

Вот снова перед ним Чарлкот-Хаус, где он некогда, как преступник, предстал перед разгневанным дворянином-помещи-ком. Здесь он испытал самое горькое унижение в своей жизни, заставившее его покинуть родину. Но зато оно же привело его в Лондон, где он имел такой быстрый успех, положивший прочное основание его долголетнему, счастливому пребыванию в столице. Странно чувствовал он себя теперь на родине, где все его знали, все ему кланялись. Там, в Лондоне, он незаметно терялся в толпе. Странно поражал его ухо родной, провинциальный выговор его имени, первый слог которого произносился очень коротко. В Лондоне, наоборот, этот слог звучал протяжно.

Ввиду этого разногласия в произношении Шекспир изменил в Лондоне правописание своего имени. Обыкновенно он писал «Shakspere». В Лондоне его имя с самого начала печаталось по его же желанию не иначе, как «Shakespeare» (например, в посвящении «Венеры и Адониса» и «Лукреции»), Это правописание удержалось во всех изданиях его драм in-quarto (только в одном таком издании мы находим «Shakspeare»)[32]. Все знали Шекспира. Со всеми необходимо было поговорить, с пахарем в поле, с крестьянкой в птичнике, с каменщиком, работавшим на лестнице, с портным, сидевшим на столе, с мясником на бойне — не было ни одной профессии, хотя бы и самой незаметной, которая была бы ему чужда. С давних пор он в особенности хорошо знал ремесло мясника. Мы видели раньше, что оно входило в круг занятий его отца. Насколько близко сам Шекспир был знаком с этой профессией доказывают самые ранние его трагедии о Генрихе VI. Там, во второй и третьей части, мы находим массу сравнений, взятых из области этого ремесла.

Вообще не существовало ни одного ремесла и ни одного промысла, с которыми он не был бы так хорошо знаком, словно в них воспитался. Нет никакого сомнения, что обыватели провинциального городка уважали его не только за его богатство, но также за его трезвый ум, за его обширные знания. Других более великих качеств они, вероятно, в нем не признавали.

Много лет тому назад, когда Шекспир только что начал свою карьеру драматурга, он вложил в уста побежденного короля похвалу счастливой сельской жизни, простой, не знающей невзгод («Генрих VI», II, 5).

Теперь дни Шекспира будут протекать так же равномерно, так же однообразно.

Глава 77. оследние годы жизни Шекспира в Стрэтфорде

Но нашел ли Шекспир то спокойствие, то внутреннее удовлетворение, которых он искал?

Есть основания думать, что нет.

Семья смотрела на него, как на фокусника-цыгана. Прежний образ жизни этого человека и его настоящие взгляды на религию делали его семейству мало чести. Некоторые исследователи, как например Эльце, утверждают, что Шекспир представлялся своим детям в таком же свете, как Байрон своим потомкам, что его считали каким-то позорным пятном для фамилии. Это предположение, может быть, соответствует действительности, но не имеет под собою достаточно твердого основания.

Старшую дочь Сусанну считают обыкновенно любимицей отца ввиду того, что он назначил ее в своем духовном завещании единственной наследницей. Несомненно, что в целом Стрэтфорде она была для него единственным симпатичным существом. Однако не следует придавать особенного значения духовному завещанию. Очевидно, Шекспир мечтал учредить майорат. Сначала он хотел сделать своим единственным наследником своего маленького сына, как носителя и хранителя своего имени. За ранней смертью сына майорат перешел к старшей дочери.

Нельзя думать, чтобы эта дочь в самом деле вполне понимала отца. Надгробная надпись на ее могиле доказывает, что она придерживалась иных религиозных убеждений, чем Шекспир. Надпись эта гласит, что Сусанна возвысилась своими способностями над уровнем ее пола, что у нее было нечто общее с отцом в том, что она мудро заботилась о спасении своей души, и что эту благоговейную мысль ей внушил тот, к блаженству которого она теперь приобщилась, — следовательно, уж никак не Шекспир.

Супруг Сусанны ревностно поддерживал ее благочестивые намерения. Его дневники и бюллетени, дошедшие до нас, говорят красноречиво о его ортодоксальности и органичной ненависти к католицизму. Можно догадываться, как глубоко страдал деликатный и впечатлительный Шекспир под влиянием своих отношений к зятю. Очень возможно, что Сусанна и ее муж сожгли посмертные бумаги Шекспира, считая выраженные в них взгляды греховными, подобно тому, как семья Байрона уничтожила посмертные бумаги поэта. Таким образом можно было бы объяснить себе исчезновение шекспировских бумаг, которое, впрочем, не более удивительно, чем отсутствие рукописей Бомонта, Флетчера и других современных драматургов.