Неизвестный солдат

— Уже поздно, и, наверное, в этой хижине настала пора прочесть вечернюю молитву. О господи, храни нас от хитрости врага, и прежде всего от его снайперов и орудий прямой наводки. Продовольственная норма также могла бы быть чуточку побольше, если у тебя еще есть неиспользованные запасы для прокормления чад твоих. Дай сносную погоду, дабы ревнителям твоего дела было приятней стоять на посту. Хорошо, если б были лунные ночи, чтобы не так напрягаться на посту и экономить и без того незначительные запасы осветительных ракет. Защити всех разведчиков, часовых, моряков и конюхов, а вот артиллеристы не так уж важны. Храни главнокомандующего и начальника генерального штаба и, если у тебя на это найдется время, всех шишек помельче. Храни командира корпуса, командира дивизии, командира полка, командира батальона и в особенности командира пулеметной роты. И наконец, вообще и в частности, храни всех этих господ Финляндии, чтобы они еще раз не стукнулись головой о карельскую сосну. Аминь.

Если бы Хонкайоки, уходя, заметил взгляд лейтенанта, он бы сразу догадался, почему его на следующий день вызвали в блиндаж Ламмио.

Хонкайоки не шел ни в какое сравнение с Роккой. Вот почему Ламмио и не пытался скрыть злобу и презрение, когда Хонкайоки с луком на плече предстал перед ним, вытянувшись по стойке «смирно», и доложил:

— Рядовой Хонкайоки явился, господин капитан.

— Вижу. По какому праву вы беретесь проводить беседы с солдатами?

— Господин капитан! Всестороннее укрепление боевого духа в эти трудные времена не может считаться предосудительным.

— Вы подрываете нашу обороноспособность. Вы что, состоите на службе противника?

— Господин капитан! Моя солдатская честь запрещает мне отвечать на подобный вопрос.

— Ваша честь? Я предам вас военному суду, если вы не перестанете произносить речи, унижающие армию и ее командующих. Вы знаете, кто опора и оплот страны?

— Его высокородие барон маршал Финляндии Карл Густав Эмиль Маннергейм, господин капитан.

— Точно так. Он и его армия. А вы паразит на теле этой армии. Вошь, которая хорошо себя чувствует только в грязи.

Нужно признать, что автором этого образа был не Ламмио, а командир батальона.

— Господин капитан! По моему разумению, нельзя валить на вошь ответственность за грязь, ибо вошь не причина, а следствие, насколько я понимаю.

— Бросьте умничать. Вы коммунист?

— Я изобретатель. Хотя моей основной профессией было собирание шишек, главной задачей моей жизни я считаю науку.

— Вы душевнобольной?

— На такой вопрос сам подозреваемый никогда не может ответить, господин капитан. Это решают окружающие.

— Хорошо. Вот я и решаю, что вам пора бросить ломать комедию. Я вас серьезно предупреждаю. В противном случае армия найдет средство поддержать чистоту своих рядов. Чтобы никакой мне подрывной деятельности! Мы не можем допустить, чтобы в наших рядах находился враг, пусть даже он носит серую форму солдата финской армии — что, впрочем, для вас слишком большая честь.

— Господин капитан! Я уже давно страстно желаю снять с себя эту форму, однако мой многолетний опыт подсказывает, что это — тщетное желание, и лишь подтверждает мое предположение о том, что вы, господин капитан, говорили несерьезно. Увы, увы! Я хочу оставить эту тему и прошу разрешения изложить мои взгляды на существующее положение вещей.

— Весьма любопытно.

Что касается нынешнего продвижения противника, то я считаю, что это — временное явление. Коммунизм погибнет, потому что он невозможен. Окончательные условия мира будет диктовать Финляндия. На это дает нам право наше положение великой державы. Я с самого начала полагал, что коммунизм нельзя серьезно принимать в расчет. Во-первых, поставки зерна государству в течение двадцати лет были прямым ограблением крестьян. Им не оставляли даже посевного фонда. А во-вторых, имеется еще более важный фактор. Как только вместе с наступающей Красной Армией население вернется в свои родные места, произойдет революция. Правительство окажется в затруднительном положении, потому что немцы забрали себе всю колючую проволоку…

— Убирайтесь!

— Слушаюсь, господин капитан. Но сперва разрешите мне предупредить вас еще об одном факторе: величайшей угрозой, на мой взгляд, является желтая опасность.

— Вон! Вон!

— Как прикажете, господин капитан.

V

В третий раз из-под талого снега показались скелеты, покрытые истлевшим тряпьем. В окопах журчала вода, и часовые жмурились, глядя в перископ. Казалось, природа несла в себе мир и покой, хотя снайперы, как и прежде, поражали время от времени свою цель и противник стал чаще делать вылазки.

Весенний воздух был полон ожидания каких-то важных решений. Еще раз цеплялись люди за надежду, что им удастся спастись.

— Роммель отразил вторжение, ребята, и к тому же танковые колонны опять двинулись на восток.

— Если он сумеет сбросить их в море, тогда другой коленкор.