Лехто зло усмехнулся. Он даже не взглянул в сторону самолетов, но произнес спокойным голосом:
— Кто боится, пусть уходит! Я не пойду.
— Да и я могу здесь постоять, — сказал Мяяття, и это сделало положение Рахикайнена трудным. В нем начисто отсутствовала геройская закваска, не было ни капельки безрассудства, и он сказал, боязливо поглядывая на самолеты:
— Ну, взлетим на воздух. Мне наплевать.
— Да не сходите с ума! Какой в этом смысл?
Хиетанен переводил взгляд с самолетов на стоящих по стойке «смирно» солдат.
— Спроси у Бекаса, — сказал Лехто. — По крайней мере это не я сошел с ума.
— Думаешь, я такой олух, что не понимаю, что ты хочешь сказать? Ты хочешь сказать, что караульный может убежать, а вы будете стоять. Если вы не уйдете, то и я здесь останусь. Даже если бы баба сюда за мной явилась… Но глядите! Я видел, как бомбы отваливаются. Да, черт побери, кончились наши постирушки на берегу канавы!
Воздух задрожал от мощного рева десятков моторов. Самолеты поблескивали в лучах вечернего солнца, под ними отчетливо виднелись отделяющиеся бомбы. Впереди уже загрохотало. Дым и столбы земли взметнулись к вершинам деревьев.
— Эти к нам идут! Опять бомбы.
Эскадрилья была уже над ними. Последняя шестерка еще не подошла к цели, и они знали, что сброшенные ею бомбы упадут на землю в то самое время, когда самолеты будут над головой. Послышался пронзительный вой.
— Оставайтесь на местах! Не бегите! — закричал Лехто.
Он был очень бледен, но упрям и решителен. Когда вой усилился, Рахикайнен втянул голову в плечи и сказал:
— Сейчас нам конец.
Первые бомбы взорвались за дорогой. Рахикайнен скорчился и присел. Остальные продолжали стоять. Последовала серия мощных взрывов, и воздушная волна ударила им в спину. Ближайшая бомба упала все же на безопасном от них расстоянии, между палаток, одна из которых рухнула на землю. Во время взрыва Рахикайнен распластался на земле, но тотчас же вскочил, так что другие, застывшие в невыносимом напряжении, этого даже толком и не заметили. Солдаты стояли бледные и серьезные, но, как только они поняли, что взорвалась последняя бомба, и осознали, что стоят на месте невредимые, лица их расплылись в улыбках. Будет о чем поговорить!
Но улыбки сразу же погасли. Истребители начали поливать свинцом перепаханное бомбардировщиками поле, и тотчас же со стороны палаток послышались стоны и крики.
— Подойдите кто-нибудь… помогите… что со мной случилось? Ай-ай… Господи спаси… Смерть пришла… помогите… что со мной случилось?
Стоны потонули в грохоте и вое моторов. Лицо Лехто окаменело от напряжения, и он сказал, обращаясь к остальным:
— Еще не все, ребята… еще не все… постоим еще.
На самом деле особой опасности не было, поскольку истребители «осаждали» шоссе, которое проходило на некотором расстоянии от них.
— В кого-то попало, ребята. На помощь! — сказал Хиетанен, но Лехто отказался уйти с места. — Нет, черт побери, я все же пойду, — проговорил Хиетанен и бросился, пригнувшись, к палаткам. Рахикайнен и Мяяття кинулись было за ним, но Лехто удержал их:
— Не бегите понапрасну. Достоим до конца. Хиетанен и один сделает там все, что нужно. И Коскела туда идет, и санитары.
Они остались, тем более что последний истребитель скрылся из виду и к палаткам бежало много людей.
— Кто же это? — размышлял вслух Рахикайнен. — Похоже на голос Салонена… Втравил ты меня в эту идиотскую историю… Нет, черт побери… такого больше не повторится.
Лехто зашелся своим странным утробным смехом. Он чувствовал себя как бы оттаявшим, из ледяной глыбы снова превратившимся в человека. Он знал, что отомстил. Нет, ничего они не могут ему сделать. Ничего хуже смерти не могут придумать, а с ней-то он справится.
Рахикайнен вел себя как ни в чем не бывало, словно и не было момента, когда он струсил, сжульничал. Он «подначивал» друзей в своем обычном стиле:
— Интересно, какие награды нам дадут, когда Бекас услышит, какие мы герои. Хиетанену полагается крест Свободы с дубовым листом, ведь он вовсе даже и не мародер, а тоже стоял…
Когда в палаточном городке убедились, что самолеты русские, картежные компании рассыпались и стирка рубашек прекратилась. Коскела приказал всем укрыться в лесу, и многие, спасаясь, постарались убежать как можно дальше. Другие же остались возле палаток, потому что кто-то крикнул: «Он целит в палатки, да не попадет».
Фельдфебель Корсумяки остался после раздачи суточных поболтать с Коскелой и был еще в лагере, когда появились самолеты. Коскела приказал ему укрыться вместе с ним в лесу, но Корсумяки все же остался возле палаток. Он лег между кочек, зажимая уши руками. Во рту он держал пустой мундштук, чтобы не лопнули барабанные перепонки.