В цепи раздались новые тревожные просьбы о поддержке:
— Группы ближнего боя!… Связки гранат… Группы ближнего боя…
Они знали, что, если водитель танка решится съехать с шоссе, их песенка спета.
Неприятельская пехота тем временем подошла на расстояние ста метров. Иногда то здесь, то там вдруг вскакивал, чуть пригибаясь, человек, некоторое время мельтешил перед глазами и исчезал — снова прятался в укрытие либо был сражен. Обороняющиеся стреляли так интенсивно, что стволы винтовок нагрелись. Безмолвные, оглушенные напряжением и шумом, они заряжали и стреляли, заряжали и стреляли, и каждый раз, когда солдат запускал руку в карман за патронами, сердце его сжимал страх: есть ли еще?…
То и дело с разных сторон звали санитаров. Солдат замечал, что оружие соседа больше не трещит, видел, что он лежит неподвижно, уронив голову на приклад. Однако уделить ему много внимания он не мог. За собственной стрельбой солдаты не могли слышать, что и на участках второго и третьего батальонов стоит такой же треск. Они не успевали следить даже за тем, что происходит в их ближайшем окружении. Бледные, с осунувшимися лицами и хриплыми от возбуждения голосами, они передавали по цепи приказы и сообщения и в буквальном смысле бились за свою жизнь.
Чем ближе подходил противник, тем очевиднее становилось, что его атака выдыхается. Бой постепенно замирал, оборачиваясь обычной перестрелкой. Однако оба танка все еще появлялись на шоссе то тут, то там, и обороняющиеся с обмирающим сердцем ожидали, что вот сейчас они свернут в их сторону.
Хиетанен лежал за камнем с левого края шоссе. На некотором расстоянии справа от него лежал Рахикайнен. Остальных солдат отделения Рокка отправил в цепь к пехотинцам. В ста метрах перед Хиетаненом рос можжевеловый кустарник, за которым можно было заметить оживленное движение. Хиетанен полагал, что там устанавливают пулемет, и вскоре прошелестевшая рядом очередь подтвердила правильность его предположения.
Когда пули свистели вокруг них, Рахикайнен прятал голову за камнем и стрелял не целясь, так, что его винтовка стояла почти вертикально.
Хиетанена, и без того нервничавшего, злила эта бесцельная трата патронов, и он злобно крикнул:
— Целься, малый, а не расстреливай облака! Вон в том можжевеловом кустике полно русских.
Рахикайнен продолжал стрелять, не поднимая головы. Как у многих смелых людей, страх проявлялся у Хиетанена в беспокойной жажде деятельности, и тем более жалким казалось ему стремление Рахикайнена спрятаться. Он отлично понимал, что, если противник не будет остановлен, им всем придет конец, ибо нет ничего легче, чем перестрелять бросившееся врассыпную стадо. Страх доводил его до бешенства, и он градом извергал ругательства:
— Черт подери! Перестань изводить патроны! Их у нас не так много, чтобы пробивать дырки в небе!
Старая неприязнь к Хиетанену ворохнулась в душе Рахикайнена. Он не забыл его слов у тела Лехто, пусть даже тяжесть положения и оттеснила их в его сознании на задний план.
— Ну, ну, не очень-то командуй! Ишь, полководец выискался.
— Полководец не полководец, а научу тебя целиться. Стреляй вон по тому кустарнику. Там пулемет и солдат столько, что и не сосчитать.
Рахикайнен демонстративно поднял голову, выстрелил и, перезаряжая винтовку, продолжал огрызаться:
— Закрой хлебало, дрянной сержантишка! Моча тебе в голову ударила.
Эти слова до того вывели Хиетанена из себя, что он готов был схватиться с Рахикайненом врукопашную, однако противник заявил о себе сильнее, и он снова принялся стрелять, продолжая ругаться:
— Закрой пасть, не то я зашью тебе ее. Ты такой… такой… Просто слов не нахожу. Грязный носок, набитый кашей-размазней, вот кто ты такой.
Рахикайнен не отвечал. Танк, шедший первым, свернул с шоссе и двинулся прямо на них. Второй, прикрывая его, усилил огонь. Вновь раздалось громкое «ура», и опять впереди замелькали, приближаясь, люди. Огонь обороняющихся вместо того, чтобы нарастать, ослаб. Недоставало лишь толчка, чтобы началось паническое бегство. Лежавший в кювете прапорщик саперов поднялся и, пригибаясь, с миной в руке, побежал навстречу танку. Сделав всего несколько шагов, он повернулся вокруг собственной оси и упал поблизости от Хиетанена.
III
Хиетанен ясно видел, как очередь прошила прапорщика: его мундир так и затрепетал от пуль. Несколько секунд он колебался. После гибели прапорщика решиться было еще труднее. Нельзя сказать, чтобы он особо раздумывал. В его мозгу мелькнуло лишь сознание того, что, если он останется на месте, танк раздавит его в лепешку, а если побежит, смерть все равно настигнет его. Вторая возможность все же хоть немного отдаляла страшный миг, а потому казалась заманчивей. Эти секунды все и решили. Хиетанен принял решение.
Танк был метрах в двадцати от него. А в нескольких шагах впереди был вывороченный корень упавшего дерева, до которого, очевидно, и пытался добраться прапорщик. Там он, вероятно, нашел бы себе укрытие. Хиетанен быстро подполз к убитому и выхватил мину из его рук. У него под ногами фонтанчиками взлетел мох, над головой с противным визгом пролетали осколки.