Один из солдат был высокий, с хорошей выправкой. Светлые волосы падали ему на лоб, и он рукой откинул их назад. Даже в утреннем сумраке бросалось в глаза его мужественное, решительное лицо с волевым подбородком. Он взглянул на лейтенанта, но тот поспешил отвести взгляд от его глаз, горящих особым огнем, какой бывает только у людей, сознающих близость смерти. Второй был поменьше ростом, нервный и вместе с тем какой-то апатичный. Он не переставая дрожал, как в ознобе. Светловолосому было от силы двадцать пять, тогда как его товарищу лет сорок пять. Оба были без головных уборов, без поясов, в мундирах.
Военный судья еще раз огласил приговор, который уже был им зачитан вчера вечером в военном суде. Так странно было слышать от официального лица, что они покинули свой пост и отказались вернуться на него. Они ведь и сами все это знали. Потом их отдали под суд и приговорили к расстрелу. Вот такая история. А за последние одиннадцать часов, проведенных в темной бане, они полностью осознали, что это значит, и подготовились к смерти. В сущности, оба они уже умерли, дело было лишь за формальным подтверждением этого факта. В мыслях они уже много раз пережили казнь, и реальность уже не так страшила их.
Солдат постарше уносился мыслями куда-то далеко, стараясь не сосредоточиваться на происходящем. Молодой испытывал ярую ненависть к палачам. Военные полицейские были его врагами, явившимися за его жизнью. И он сам инстинктивно подпитывал в себе эту ненависть, словно чувствуя, что она помогает ему высоко держать голову и облегчает смерть.
Когда военный судья кончил читать приговор, солдат помоложе, скрипнув зубами, сказал:
– Дай закурить, чертов сын.
Военный судья и лейтенант поспешно достали сигареты. Казалось, слова солдата только подстегнули их готовность услужить. Лейтенант поспешно полез за зажигалкой, в группе военных полицейских зашуршали спичечными коробками. Все наперебой изъявляли готовность выполнить малейшее желание приговоренных.
Лейтенант был в нерешительности. Дать им докурить сигареты до конца или сразу же приступать? Всякая проволочка казалась мучительной. Как можно скорее развязаться с этим делом и прочь отсюда. Ему, конечно, уже приходилось расстреливать людей, но то были коммунисты или шпионы, с ними все было ясно. Казнить собственных солдат ему приходилось впервые.
Молодой солдат разрешил его сомнения.
– Ну, палачи, делайте свое дело. Я замерз.
Вслед за этими словами с его губ сорвался короткий смешок, и военные полицейские вздрогнули. Другой солдат продолжал дрожать как осиновый лист, ничего не говоря и, очевидно, ничего не видя и не слыша.
– Повязки, – обернулся лейтенант к своим людям.
Те заколебались.
– Давай ты.
– Не пойду.
– Не ломайте комедию, черт вас подери. Я не хочу умирать с тряпкой на глазах. Я, небось, чаще видел ствол винтовки с дула, чем вы с казенной части, хоть вы и палачи.
– Ну а вы? Хотите повязку? – спросил лейтенант у другого.
Тот только потряс головой. Молодой шагнул к стене бани, другой последовал его примеру. Военные полицейские стали в ряд, взяв винтовки к ноге.
Раздались слова команды. Полицейские подняли винтовки. Тот, что постарше, повернул голову вбок и то ли вздохнул, то ли простонал. Молодой глядел прямо в дула винтовок, твердо, как будто он был судьей, а не осужденным. Еще вчера он, обыкновенный молодой человек, наполовину из безрассудного упрямства отказался повиноваться лейтенанту, которого он, как и вся рота, ненавидел за высокомерие. В это утро, проведя одиннадцать часов в темной бане наедине со смертью, он стал зрелым человеком с большим жизненным опытом.
Грянул залп. Люди у стены бани повалились на снег. Военные полицейские поспешно и бережно-почтительно бросились к трупам, чтобы убрать их.
Время отсчитало очередное событие в военных буднях.
– Батальон, смирно!
Батальон, выстроенный на заснеженной поляне в лесу, замер по стойке "смирно". Майор Сарастие достал из планшета лист бумаги и начал читать. Солдаты слушали несколько недоуменно: они уже знали о случившемся, что толку еще раз читать. Двое солдат были казнены, потому что отказались вернуться на покинутый пост. После того как приговор был приведен в исполнение, кое-кто из бойцов хотел было где-нибудь подстеречь совершивших казнь полицейских. Но до этого дело не дошло – к счастью, ибо исполнители были меньше всех ответственны за свершившееся.
Кончив читать, майор сказал:
– Приговор приведен в исполнение для того, чтобы все строптивые видели, что с армией шутки плохи. Я надеюсь и верю, что мне больше не придется зачитывать такие бумаги перед строем. Но если понадобится, военно-уголовный кодекс будет применен со всей строгостью.
Только теперь солдаты поняли цель, с которой был зачитан приказ о расстреле. Им угрожали. Финское наступление на Свирском фронте вызвало сокрушающий ответный удар. Противник, которого считали разбитым, оказался способным перейти в наступление, и батальону Сарастие было приказано в свою очередь нанести контрудар. Именно из психологических соображений майор и зачитал бумагу перед отправкой на фронт.