Неизвестный солдат

Карилуото со своим взводом защищал шоссе. Ему были приданы первый и второй пулеметы взвода Коскелы, по одному на каждую сторону шоссе. Карилуото полз вдоль цепи стрелков и, хотя сердце у него противно ныло, призывал своих людей держаться:

– Помните, ребята, из этих укрытий ни шагу назад – Каждый остается там, где он сейчас. Что бы ни случилось.

Финские гранатометы с их ничтожным боевым запасом предприняли жалкий огневой налет. Солдаты ругались сначала по поводу его ничтожности, затем потому, что из них вообще решили стрелять. Поэтому, когда противник ответил своим артиллерийским огнем, они сочли его возмездием за те несколько гранат, которые были выпущены с их стороны. Когда впереди послышались выстрелы, а позади разорвались первые снаряды, в их рядах раздались крики, в которых страх смешался со злобой:

– Проклятые кретины! Надо было вам вылезать? Вот теперь мы получили!

К счастью, снаряды ложились с перелетом. Когда огонь прекратился, среди деревьев замелькали одетые в серо-зеленое люди, и по чудовищно широкому фронту пронесся протяжный, страшный крик: "Ура-а… а-а-а… а-а-а… а-а-а-а-а-а…"

Этим все и началось. Сплошной, непрерывный треск оглушил солдат. Они были словно опьянены этим непрекращающимся буханьем, заполнившим собой все вокруг; И за ним волной то нарастало, то убывало "ура-а-а-а… а-а-а-а-а… а-а-а-а-а-а".

Танки начали приближаться. Очевидно, их экипажи знали, что просочившиеся через леса финские части не имели тяжелого противотанкового оружия, поэтому они смело подошли к краю устроенного саперами минного; поля и расстреливали свои боеприпасы, как в тире.

В цепи стрелков звали на помощь:

– Противотанковые ружья! Противотанковые ружья!

Бойцы из отделения противотанковых ружей подползли по кювету поближе. Лежавший по другую сторону шоссе прапорщик роты саперов крикнул им, стараясь перекрыть шум стрельбы:

– Бесполезно! Эй, истребители танков! Бесполезно. Это тяжелые "климы".

Однако его не слышали, и бойцы продолжали ползти дальше. Трое из них выдвинулись вперед с противотанковым ружьем, остальные остались в кювете. Ружье успело дать всего только два бесполезных выстрела. Затем танк повернулся к нему бойницей, словно осуждающий глаз господа, раздался выстрел, и боевой расчет скрыло облако разрыва. Когда дым рассеялся, солдаты увидели в кювете три изуродованных трупа и между ними изогнутый ствол противотанкового ружья, направленный в небо.

В цепи раздались новые тревожные просьбы о поддержке:

– Группы ближнего боя!… Связки гранат… Группы ближнего боя…

Они знали, что, если водитель танка решится съехать с шоссе, их песенка спета.

Неприятельская пехота тем временем подошла на расстояние ста метров. Иногда то здесь, то там вдруг вскакивал, чуть пригибаясь, человек, некоторое время мельтешил перед глазами и исчезал – снова прятался в укрытие либо был сражен. Обороняющиеся стреляли так интенсивно, что стволы винтовок нагрелись. Безмолвные, оглушенные напряжением и шумом, они заряжали и стреляли, заряжали и стреляли, и каждый раз, когда солдат запускал руку в карман за патронами, сердце его сжимал страх: есть ли еще?…

То и дело с разных сторон звали санитаров. Солдат замечал, что оружие соседа больше не трещит, видел, что он лежит неподвижно, уронив голову на приклад. Однако уделить ему много внимания он не мог. За собственной стрельбой солдаты не могли слышать, что и на участках второго и третьего батальонов стоит такой же треск. Они не успевали следить даже за тем, что происходит в их ближайшем окружении. Бледные, с осунувшимися лицами и хриплыми от возбуждения голосами, они передавали по цепи приказы и сообщения и в буквальном смысле бились за свою жизнь.

Чем ближе подходил противник, тем очевиднее становилось, что его атака выдыхается. Бой постепенно замирал, оборачиваясь обычной перестрелкой. Однако оба танка все еще появлялись на шоссе то тут, то там, и обороняющиеся с обмирающим сердцем ожидали, что вот сейчас они свернут в их сторону.

Хиетанен лежал за камнем с левого края шоссе. На некотором расстоянии справа от него лежал Рахикайнен. Остальных солдат отделения Рокка отправил в цепь к пехотинцам. В ста метрах перед Хиетаненом рос можжевеловый кустарник, за которым можно было заметить оживленное движение. Хиетанен полагал, что там устанавливают пулемет, и вскоре прошелестевшая рядом очередь подтвердила правильность его предположения.

Когда пули свистели вокруг них, Рахикайнен прятал голову за камнем и стрелял не целясь, так, что его винтовка стояла почти вертикально.

Хиетанена, и без того нервничавшего, злила эта бесцельная трата патронов, и он злобно крикнул:

– Целься, малый, а не расстреливай облака! Вон в том можжевеловом кустике полно русских.