Неизвестный солдат

— И у нас есть причина спеть пару плачей. — Лахтинен глотнул тепловатой воды из походной фляжки и продолжил: — Я думаю, они теперь начнут оказывать сопротивление, коль мы зашли на их сторону. Они думали, ну и берите себе эту Карелию, раз уж вы все время из-за нее хнычете. Это было что-то вроде добровольного дара. Но вот увидите, что теперь будет, коль мы сюда зашли. По-моему, не следует трогать медведя в его берлоге.

— С винтовкой всегда придешь в срок, — сказал Сало. — Не с копьями же мы теперь ходим.

— Хм… Твое ружье… Много здесь винтовок надо.

— Здесь и впереди нас немало ребят, — сказал Хиетанен. — Не сразу же мы на передовую линию попадем.

— Этого никто не знает, ребята, — заявил Сало. — Но говорят, будто резервистам сказали, что вся эта заваруха недели на три, так что все успеют вернуться домой к сенокосу. А уж вторая неделя прошла.

— Ха-ха-ха. — Лахтинен с презрительным негодованием расхохотался. — Новости обозного информбюро. Господа начали такие слухи распускать, а то бы резервисты старую границу не перешли. Знаем мы их! Великую Финляндию создают! Такие горячие головы, аж опилки парятся.

— «Чухна» создает великую державу, хи-хи. Она рвется вперед. Наши лесные воины покажут, что такое финский характер. И наша отважная «лотта» поддерживает наших ребят, хи-хи.

— Хм-м… Сказал бы я…

Вызванный переходом через границу душевный подъем на этом угас, и путь продолжался в молчании.

Неожиданно марш закончился раньше обычного, и на ночлег остановились на берегу поросшего молодым леском ручья. Поев, все поспешили опустить ноги в холодную воду. Кто-то собрался было поплавать, но вода едва доходила до колен. Впереди слышались артиллерийские залпы, перемежающиеся приглушенным и отдаленным треском пулеметов.

— Вот опять, ребята. Нас поджидают.

— Еще бы. И дорогу нам прокладывать. — Сихвонен стирал портянки, стоя с закатанными брюками в ручье. — Вон Бекас шагает. Ничего хорошего теперь не жди.

Лейтенант Ламмио шагал по шоссе к месту привала. Он уже успел привести себя в порядок и надеть чистый мундир. Лейтенант знал, что полк будет некоторое время отдыхать, и решил использовать это время для подъема упавшей в роте дисциплины. Он следовал принципу, порожденному его ограниченностью и чертами характера, и принципом этим была суровая дисциплина и шаблонный милитаризм. Он обосновывал важность своего принципа суждениями о том, что хребтом армии является дисциплина и воля командира может оказать воздействие на солдатскую массу только приводными ремнями дисциплины. Это не было его открытием, но такая позиция удовлетворяла его запросам. Его идеалом был офицер, тщательно следящий за собой, вылощенный, в белых перчатках, с холодной смелостью и высокомерием руководящий своими солдатами. А солдаты испытывали бы по отношению к нему смиренный восторг и, преклоняясь, повиновались бы ему. Этому офицеру надлежало самому непоколебимо выполнять требования военной дисциплины. Для своего идеала Ламмио признавал исключение только в одном: он допускал, что этот, скорее всего, молодой человек мог бы, например, въехать верхом, разумеется, под влиянием винных паров, в какой-нибудь ресторан и заказать себе бокал шампанского. На него, разумеется, наложили бы за это арест, но командир, улыбаясь, похлопал бы его по плечу и сказал:

— Ты же знаешь, я обязан… Но какой сорвиголова, какой сорвиголова!…

Поблизости располагался штаб дивизии, при котором было немало «шикарных лотт», поэтому у Ламмио к воротнику рубашки был подшит еще и белый подворотничок.

Он остановился и постучал указательным пальцем по длинному костяному мундштуку, вытряхивая пепел, и начал своим пронзительным голосом:

— Значит, так. Фельдфебель раздает суточные, так что каждый солдат должен находиться на месте. Отлучки без разрешения, разумеется, запрещены. Примем участие в совместных работах братьев по оружию и выстираем рубашки в ручье. Волосы постричь и бороды сбрить. И если я завтра в первую половину дня увижу кого-нибудь из солдат грязным, ему будет предоставлено удовольствие в виде дополнительной хозяйственной работы. Обращаю ваше внимание на следующее обстоятельство. Военная обстановка не дает никаких послаблений в отношении дисциплины. Во время похода имели место явления, которые надлежит искоренить. Рота напоминала скорее толпу бродяг, нежели армейское подразделение. Этот нелепый настрой «бывалости» впредь никто терпеть не будет. Наш полк принял решающее участие в военных операциях армейского корпуса и прославился уже в первых своих сражениях, так что каждый солдат должен вести себя соответствующим славе полка образом. Необходимо помнить, что наше подразделение отнюдь не «полк Райямяки»,[10] но отборная часть Финской армии. Обращаю ваше внимание и на то, что неподалеку от нас располагаются высшие штабы и, если поведение роты вызовет нарекания, у меня достанет средств привести все в рамки приличия. Надеюсь, каждый солдат понимает, что я имею в виду? Действуйте.