Клавдия сняла платок – ее черные смоляные волосы были разделены пробором, – сняла жакет и осталась в кофточке, открывавшей за каемкой загара полную белую шею и руки, широкие, рабочие, но тоже белые и полные; от них пахло душистым мылом, и этот запах мешался с запахом пота работающей женщины, – эти запахи пьянили Бокарева.
Она сидела рядом с ним на лавке и смотрела, как он пьет молоко, закусывает хлебом, разрезая его блестящим, остро заточенным финским ножом.
– Какой нож у вас страшный.
– На фронте без холодного оружия как без рук, – ответил Бокарев.
– Фрицев скоро прогоните?
– Точную дату назвать не могу, но думаю, что в будущем году войну закончим успешно. Сейчас на фронте положение слоеного пирога.
– Какого такого пирога? – удивилась Клавдия.
Бокарев, ударяя ребром ладони по столу, показал:
– Тут мы, тут фриц, опять мы, опять фриц. Вопрос в том, кто кого в котел возьмет. Все от вас зависит.
– От нас? – еще больше удивилась Клавдия.
– От того, как тыл будет сочувствовать фронту, – многозначительно произнес Бокарев, подвигаясь ближе к Клавдии.
Она опустила глаза, тронула медаль на его груди.
– «За отвагу»... А в чем отвага-то была?
– Все вам надо знать? – загадочно ответил Бокарев.
– Военная тайна, – засмеялась Клавдия.
– Вот именно. Могу рассказать только близкому человеку.
Она подняла голову, посмотрела ему в глаза серьезным, глубоким взглядом.
– Тебе сколько лет?
– Двадцать три.
– Молодой... – Она протянула руку, провела рукой по его волосам, слегка потрепала их. – Русоволосый... Любят тебя, наверно, девки.
Он попытался удержать ее руку.
– Любили когда-то. А сейчас не знаю: любят или нет.
Она вздохнула:
– Полюбят еще молодые, красивые...
– Такую, как вы, мечталось встретить.
– Я старая, – вздохнула Клавдия, – тебе двадцать три, а мне тридцать.
– Самый возраст для женщины... – начал Бокарев.
Она кивнула на его полевую сумку:
– Сумка-то, наверно, письмами набита и фотографиями. Показал бы свою девушку?
– Какую девушку, нет у меня девушки. – Бокарев суетливо открыл планшет. – Письма у меня только от матери, мать у меня в Сибири живет... фотокарточка вот, снялись мы с командой.
На фотографии он был снят вместе с Вакулиным и Лыковым – справа, Краюшкиным и Огородниковым – слева.
– Военный фотокорреспондент снял. Ехал с нами, ночевали вместе, вот и снял. Всем по карточке на память роздал, известный фотокорреспондент, для «Правды» и «Известий» снимает. Могу оставить на память. Если взамен свою дадите.
– Фотографии у меня старые, я на них молодая, непохожая, – засмеялась Клавдия.
– Подарите, прошу убедительно.
– Подумаем, – сказала она, вставая, – пойдем, миленький, посмотрим, что у колодца.
Бокарев недовольно поморщился:
– О колодце не беспокойтесь. Все будет сделано согласно предписанию. В армии приказ командира – закон!
– Неудобно, – Клавдия натянула жакет, покрыла голову платком, – люди работают, а мы сидим.
Краюшкин и Лыков сидели на обтесанных досках, перед крынкой молока и краюхой хлеба, закусывали, дожидаясь, когда Вакулин и Огородников кончат свою работу.
Зияло открытое отверстие колодца; рядом, в луже, валялись гнилые доски старого сруба; их растаскивали по дворам бабы и ребятишки.
Над колодцем, с веревкой в руках, стоял Огородников. Тут же на корточках сидела Нюра, заглядывая в колодец, держа в руках веревку, которой был обвязан Вакулин.
– Тащи! – послышался из колодца голос Вакулина.
Перебирая веревку, Огородников вытащил из колодца ведро, неловко перехватил, немного воды выплеснулось.
– Осторожнее, боров! – закричала Нюра. – Там человек.
– Брысь! – ответил Огородников.
Бокарев заглянул в ведро: вода была чистой, свежей. Все же он приказал:
– Еще одну пробу.
Огородников выплеснул воду, снова спустил ведро, Вакулин опять наполнил его.
Попробовав воду и причмокнув от удовольствия, Бокарев сказал Клавдии:
– Прошу произвести дегустацию!
Клавдия сдвинула платок со лба, наклонилась к ведру, отпила и согласилась, что вода хорошая – пить можно.
За ней и другие женщины, наклоняясь к ведру, пробовали воду, хвалили.
Лыков удовлетворенно сказал:
– Чистый аш два о!
– Аш два о по-ученому означает: чистый лимонад, – объяснил Бокарев. – Попрошу местное население убрать территорию в смысле санитарии и гигиены. Завтра кладем сруб.
– Идите, ребята, парьтесь, затопили для вас баньку, – сказала женщина с подоткнутой юбкой, – а хотите, придем веничком постегаем.
– А Ваня там останется?! – закричала Нюра.
– Поднять наверх рядового Вакулина! – распорядился Бокарев.
Солдаты потащили веревку и подняли Вакулина. Он был в трусах, майке, сапогах и широкой соломенной шляпе, с которой капала грязь, – черный как трубочист.
– Ванечка, бедненький, – жалобно проговорила Нюра.
– Вот на какие жертвы идет геройский советский солдат Во имя тыла, – назидательно проговорил Бокарев. И, наклонившись к Клавдии, тихо добавил: – А вы, чуть что – отодвигаетесь...
12
До квалификационной комиссии осталось пять дней.
Экзамена по правилам движения я не боялся. Я их знал практически, сумею объяснить и теоретически. Запомнил еще с того дня, когда получал любительские права.