Неизвестный солдат

– Архивы ПРБ сохранились; наверно, и архивы автобата, во всяком случае, переписка об исчезновении этих солдат наверняка. Я думаю, можно установить их фамилии. Вы когда уезжаете?

Если я ему скажу, что вовсе не уезжаю, то он не будет торопиться.

– Я уезжаю завтра.

Он покачал головой:

– Надо задержаться дня на два, на три.

– Если это очень нужно, – будто бы нехотя согласился я.

– У вас есть где остановиться? – спросил Стручков.

– Есть.

– А то, пожалуйста, моя квартира в вашем распоряжении.

– Нет, спасибо, у меня тут родственники.

– Ну, смотрите... Фотографию оставьте мне; без нее я не сумею опознать людей.

– Но вы мне ее вернете?

– Конечно. Наведу справки и верну. Позвоните мне послезавтра. Вот мой прямой служебный телефон, а вот домашний.

Он вырвал из большого настольного блокнота лист бумаги, написал оба телефона и протянул мне.

– А когда позвонить?

– Позвоните послезавтра, – ответил Стручков.

17

...Той же полевой дорогой, которой пришли в деревню, они возвращались обратно.

Впереди шел Бокарев, обходя лужи и заполненные водой колеи – ночью прошел дождь. За ним шли Краюшкин, Лыков и Огородников. Замыкали шествие Вакулин и Нюра.

Солдаты были выбриты, все на них было выстирано, выглажено, подворотнички блестели.

– По моим вкусовым качествам, – сказал Лыков, – лучше простой деревенской пищи ничего не надо.

– Вкусовые качества бывают у пищи, а не у человека. У человека бывает вкус, – поправил его Огородников.

– Значит, по моему вкусу, – согласился Лыков, – деревенская пища; она хоть и грубая, но полезная.

– Тебя приваживать нельзя, – добродушно заметил Краюшкин, – у тебя память девичья: где обедал, туда и ужинать идешь.

– Ужин не нужен, обед дорогой, – отшутился Лыков, – а не мешало бы денек-другой так похарчиться.

– И не стыдно на бабьих-то харчах? – все так же добродушно поддразнил его Краюшкин.

– Стыдненько, да сытенько, – в тон ему ответил Лыков.

– И в городе можно пообедать, и не хуже, – заметил Огородников.

– Огородников, ты сам откуда? – спросил Лыков.

– Откуда, – мрачно ответил Огородников, – из Ленинграда.

– Семья, выходит, в блокаде, – сочувственно констатировал Лыков.

– Догадливый, – усмехнулся Огородников.

– А я вот, – сказал Лыков, – кроме своего колхоза, ничего не видел. Как кончил курсы, посадили на колхозную машину – пылил до самой войны.

– Ну, – сказал Краюшкин, обходя большую лужу, – вся грязь будет наша. Шинель бы не запачкать. – Он подобрал полы шинели под ремень, улыбнулся: – Подоткнулся, точно коров пошел доить.

Вакулин остановился:

– Беги домой, Нюра! Дальше посторонним нельзя.

Нюра молчала, ковыряла мокрую землю голой пяткой. Ямка, которую она выковырила, тотчас наполнилась водой.

– Писать будешь? – спросил Вакулин.

Она по-прежнему молчала, ковыряла голой пяткой другую ямку.

– Полевая почта 72392, – напомнил Вакулин. – Ну, чего молчишь?

Она посмотрела на него исподлобья.

– Барышень своих целовать не будешь?

– Нет у меня барышень, говорил тебе.

– «Говорил»... У шофера в каждой деревне барышня.

– Дура ты, дура...

Нюра исподлобья смотрела на Вакулина, положила ему на плечи худые загорелые руки, прижалась, поцеловала в губы.

– Ну, ну... – Вакулин смущенно оглянулся на товарищей, – нашла место... Ну, прощай! Пиши!

...Он догнал своих, когда они входили на территорию МТС. И вместе со всеми растерянно остановился посреди двора – ПРБ не было. Под навесами и в цехах валялись негодные части, старые рамы, ржавое железо, промасленные тряпки.

– Ни горы, ни воза, – заметил Краюшкин.

– Погнались за девками, – пробормотал Огородников.

– Помолчи уж, – оборвал его Лыков, – все ему не так.

Бокарев раскрыл планшет, посмотрел карту, объявил:

– Пойдем на Корюков, пятнадцать километров в восточном направлении. Там узнаем, где ПРБ.

– Слушайте! – сказал Вакулин.

Они прислушались и услышали отдаленное жужжание. Вдали, на шоссе, показались три немецких мотоцикла.

– Попали меж косяка и двери, – тем же добродушно философским тоном заметил Краюшкин.

– Залечь! – приказал Бокарев.

Они легли на землю, приготовили винтовки, вглядываясь в приближающиеся по шоссе мотоциклы. Те шли уступом: первый – по левой стороне дороги, второй – посередине, третий – справа, с интервалами, чтобы последующий мотоцикл мог прикрыть огнем предыдущий. На каждом мотоциклист и два автоматчика – в коляске и на заднем сиденье. Передний мотоцикл вооружен пулеметом.

– Мотоциклы БМВ, – тихо проговорил Лыков.

– «Пундап», – возразил Огородников.

– Молчать! – грозным шепотом оборвал их Бокарев, не отрывая взгляда от приближающихся мотоциклов.

Мотоциклисты сблизились у развилки, рассматривали карту, что-то обсуждали. Потом один мотоцикл отделился и, переваливаясь на ухабах полевой дороги и разбрызгивая грязь, медленно поехал в сторону МТС.

Бокарев оглянулся. За навесом – ограда, а там поля: будет нетрудно укрыться в высокой пшенице; немец едет проверить, пуста ли МТС.