Неизвестный Солженицын. Гений первого плевка

Вернее, была свобода антирелигиозной пропаганды. А сейчас, при полном расцвете демократии, ее нет абсолютно. Если в любой нынешний журнал от «Нашего современника» до «Каравана» сегодня явился бы Пушкин со своей «Сказкой о попе и о работнике его Балде» или с «Гавриилиадой», то его без разговоров спустили бы с лестницы. Тут и новые русские, и старые евреи, и древние патриоты — все заодно. Да, верно. Но кто учил бедного Саню Солженицына всему остальному, о чем он пишет? Назвал бы хоть одно имя, привел бы хоть единый примерчик. Ведь он все десять лет был в классе старостой и должен бы многое помнить.

Не меньшее удивление вызывают его слова о поре совсем иной. еще, говорит, «когда я жил в Советском Союзе, советская пресса не смела меня трогать». Это почему же? Потому, говорит, что «они боялись называть мое имя». Во-первых, это решительно противоречит им же сказанному буквально через несколько минут: «Пока коммунистическая власть держалась, обо мне можно было врать все, что угодно». Как объяснить такое противоречие? Увы, видимо, возрастом. Во-вторых, да неужто так боялись? Это кто же? Ах, сколь печально видеть Меч Божий, страдающий амнезией… Нет, Александр Исаевич, никто вас не боялся. И когда вы были здесь, и когда были там, о вас весьма неласково говорили очень многие, вплоть до таких великих имен, как Шолохов, Шостакович, Колмогоров.

Вот лишь краткие выдержки. К. Симонов: «Деятельность А. И. Солженицына приобрела неприкрыто антикоммунистический и антисоветский характер». Г. Товстоногов: «Шумиха, поднятая на Западе вокруг антисоветской книги Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», призвана помешать благотворным переменам в мире… Книга играет на руку сторонникам «холодной войны». Григол Абашидзе: «Солженицын давно вступил на путь предательства. Он облил грязью все, что дорого советскому народу». Петрусь Бровка: «Он никогда ничего не любил нашего, злейший из врагов, предатель». Академики, Герои Социалистического Труда Павел Александров и Андрей Колмогоров: «А. Солженицын чернит наш общественный строй, оскверняет память павших в боях Великой Отечественной войны, намеренно представляет жизнь советских людей в искаженном виде…. Таким нет места на нашей земле». Валентин Катаев: «Солженицын вступил в борьбу с Советской властью, которая велась методами «пятой колонны». С чувством облегчения прочитал, что наше общество избавилось от него». Народный артист СССР Борис Чирков: «Все граждане страны ждали решения о выдворении из страны отщепенца Солженицына». Митрополит Крутицкий и Коломенский Серафим: «Солженицын печально известен своими действиями в поддержку кругов, враждебных нашей Родине, нашему народу». Народный артист СССР М. Царев: «Солженицын закономерно оказался в одном ряду со злейшими врагами советского народа… Свое отравленное перо он поставил на службу самой махровой реакции. Продажную душу свою он давно разменял на расхожие «сребреники» предательства и тем самым поставил себя вне народа…» Берды Кербабаев: «Очень хорошо, что он выдворен теперь из СССР». Вот такие были голоса. Где же тут боязнь? И не пахнет. Неужели Александр Исаевич ныне в таком состоянии, что ничего этого уже не помнит?

Ну, тогда еще несколько цитаток. Там были, увы, уже усопшие, а вот, слава богу, ныне здравствующие. Р. Гамзатов: «Он не столько боль выражает, сколько зло выплескивает, не столько переживает, сколько злорадствует… Он хочет подчинить своим злым замыслам добрые помыслы народа, судьбу и историю Родины… Лучшие художники слова всегда выражали недовольство собой. Он же недоволен народом, Родиной нашей… Пусть отправляется туда, где ему хорошо». Народный художник СССР 3. Азгур: «К людям, одержимым мерзкой злобой к советской власти, у меня только одно чувство — презрение». С. Михалков: «Солженицын с нашей земли снабжает Запад гнусными пасквилями, публикациями, клевещущими на нашу страну, наш народ. Он твердил заведомую ложь… Человек, переполненный яростной злобой, высокомерием и пренебрежением к соотечественникам». О. Гончар: «Обелять власовцев, возводить поклеп на революцию, на героев Отечественной войны, оскорбляя память павших, — это ли не верх кощунства и цинизма!»

Так говорили писатели разных республик, литератур, люди разных национальностей. «Нет! — шумел Солженицын на диком бреге Иртыша. — Ничего подобного не было! Они все дрожали от страха при одном моем имени!»