Неизвестный Сталин

Еще в своем секретном докладе на XX съезде КПСС Н. С. Хрущев, как известно, говорил, что после первых крупных поражений на фронте Сталин впал в депрессию и отстранился от руководства военными действиями, уединившись на своей даче в Кунцево. Те же самые утверждения содержатся и в воспоминаниях Хрущева, полный текст которых был опубликован в 1998 году. Самого Хрущева не было в Москве в первые дни войны, но он ссылается на доверительные рассказы Маленкова и Берия. Сходные свидетельства содержатся в воспоминаниях А. И. Микояна, а также в одной из статей маршала А. А. Гречко.[281] Кризис власти, связанный с неожиданным отказом Сталина от руководства страной и армией, нашел отражение и в художественной литературе. Даже такой вполне лояльный к Сталину писатель, как Александр Чаковский, писал в своем романе «Блокада» о событиях первых дней войны: «Поздним вечером Сталин и несколько сопровождавших его членов Политбюро неожиданно появились в здании Наркомата обороны на улице Фрунзе. Входя в кабинет наркома, Сталин был уверен в себе и спокоен. Однако именно там, в центре военного руководства страны, он впервые со всей конкретностью ощутил масштабы надвигавшейся опасности. Танковые группы противника стремились клещами охватить Минск, и казалось, ничто не может противостоять их движению. Связь с нашими отступающими под ударами врага войсками была нарушена. Обычно внешне спокойный, медлительный в разговорах и движениях, Сталин на этот раз не мог сдерживаться. Он обрушился с гневными, обидными упреками на руководителей Наркомата и Генштаба. Потом, ни на кого не глядя, поникший, ссутулившийся вышел из здания, сел в машину и уехал в свой кунцевский дом… Никто не знал, о чем думал Сталин в течение нескольких десятков часов. Его никто не видел. Он не появлялся в Кремле. Никто не слышал его голоса в телефонных трубках. Он никого не звал. И никто из тех, кто ожидал его вызова, не решался ехать к нему незваным. На членов Политбюро, руководителей Наркомата обороны, Генштаба и Политуправления армии, на наркомов сразу же обрушились тысячи дел, связанных с осуществлением военных мероприятий в стране и на фронтах. Однако с утра до глубокой ночи занятые этими делами, они не раз спрашивали себя: где же Сталин? Почему он молчит? Что он делал, о чем думал этот, казалось, всесильный и всезнающий человек в те долгие страшные часы? Об этом можно только гадать».[282] Писатель Константин Симонов, который поддерживал тесные и добрые связи со многими генералами и маршалами, разделял версию о временном уходе Сталина от руководства делами в стране, но ссылался в этой связи на поведение Ивана Грозного, который неожиданно покинул Москву и царский трон после одного из конфликтов с боярами. Однако Г. К. Жуков и Н. Г. Кузнецов отрицали эту версию, выражая в данном случае порицание не Сталину, а Хрущеву. Вопрос этот оставался непроясненным до середины 90-х годов, когда при разборке и изучении бывших архивов Политбюро, хранящихся ныне в Архиве Президента Российской Федерации, не были обнаружены тетради записи лиц, принятых Сталиным в 1924–1953 гг. Секретари Сталина пунктуально записывали в этих тетрадях, кто и в какой час с минутами вошел в кабинет Сталина, а также точное время выхода из кабинета. Далеко не всегда эти сведения совпадают с уже опубликованными мемуарами, но это чаще всего свидетельствует о неточности мемуаристов, а не секретарей и канцелярии Сталина. Некоторые неточности есть и в записях секретарей Сталина. В ряде случаев в первые дни войны они неточно указывали фамилии вызванных к Сталину генералов. Были случаи, когда некоторые из посетителей кабинета не указывались по фамилии, а обозначались знаком «X». Генерал КГБ Елисей Синицын обозначен в списках как Елесеев, под разными псевдонимами посещал Сталина и генерал КГБ Павел Судоплатов. Однако записи секретарей Сталина 28 июня были точными; большая часть посетителей ушла от Сталина до 11 часов вечера, и только Берия и Микоян покинули кабинет Сталина около часа ночи. 29 июня ни утром, ни вечером канцелярия Сталина не зарегистрировала ни одного посетителя. Никаких записей в журнале посетителей не было и 30 июня. Эти записи возобновились только 1 июля 1941 года — и первыми посетителями кабинета Сталина 1 июля были Молотов, Микоян, Маленков, Берия, Тимошенко и Жуков.