Неизвестный Сталин

Именно Маленков стал соавтором редакционной статьи в «Правде» «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», опубликованной 28 января 1949 года, с которой началась более или менее явная антисемитская кампания. Вторым соавтором этой статьи был Петр Поспелов, один из самых опытных организаторов пропагандистских кампаний по борьбе с «врагами народа». Поспелов был наиболее долговечным редактором «Правды», с 1940 до июня 1949 года. Третьим соавтором статьи был Дмитрий Шепилов, который в то время был заместителем Суслова в Агитпропе и которому принадлежала инициатива подготовки этой проблемы, первоначально в форме проекта постановления ЦК по этому вопросу[472]. В своих воспоминаниях, которые опубликованы сравнительно недавно, Шепилов, однако, полностью обходит молчанием свое участие в антисемитских кампаниях[473]. Жданов, как известно, ввел в широкое употребление советской пропаганды обозначение «космополит», которое очень часто стали использовать по отношению к представителям еврейской интеллигенции. Однако понятие «космополит» распространялось также на все формы «преклонения перед Западом», и поэтому в «космополиты» попадало, например в науке, множество ученых, независимо от их этнической принадлежности. Любой интерес к западной культуре характеризовался как «космополитизм». Статья в «Правде» от 28 января 1949 года вносила в эту проблему большую ясность. Синонимом еврейской национальности стало определение «безродный космополит». Обвинение в принадлежности к этой категории идеологических пороков было достаточным для увольнения литераторов и журналистов из редакций и издательств. Кроме этого, было введено понятие «буржуазный националист», которое имело уже криминальный оттенок антисоветской активности.

Статья в «Правде», дополнявшая закрытое письмо ЦК ВКП(б) в партийные организации республик и областей, объяснявшее причину ликвидации Еврейского антифашистского комитета, была воспринята как директива для общего разгрома еврейских культурных центров, закрытия еврейских театров, ликвидации еврейских издательств, клубов, секций творческих союзов, которая распространилась даже на Биробиджан[474]. Этот культурный погром сопровождался и множеством арестов. Общее наблюдение за этой антисемитской кампанией осуществлял Маленков.

У Сталина с Маленковым по линии руководства партией выработалась примерно такая же система отношений, как и с Молотовым в руководстве правительством. Маленков, так же как и Молотов, был человеком огромной работоспособности, имел организаторский талант и был предан лично Сталину. В то же время он, подобно Молотову, был лишен волевых качеств, необходимых самостоятельному политику. Маленков поэтому опирался на огромную волю Сталина и выполнял любые его поручения и просто намеки. Очень часто он, даже и без намеков, «угадывал» желания Сталина. Маленков не был близким другом Сталина, как Молотов или Ворошилов, так как его работа в аппарате ЦК ВКП(б) началась лишь в середине 1930-х годов. В период террора 1937–1938 годов Маленков, тесно сотрудничавший с Ежовым, принимал прямое участие в нескольких репрессивных кампаниях в разных областях страны и в Армении и Белоруссии[475].

В 1939 году Маленков был избран членом ЦК ВКП(б), и с этого времени началось его тесное сотрудничество с Берией, который сменил Ежова во главе НКВД. Берия был достаточно тонким политиком, имел большие амбиции, организаторский талант и большую волю.

Сочетание волевых качеств лидера с энергией и организаторскими способностями отличало тех членов Политбюро, которые выдвинулись в этот высший орган власти с постов секретарей обкомов и ЦК союзных республик (Жданов, Хрущев, Берия) или в результате успехов в руководстве отраслями промышленности и наркоматами (Каганович, Микоян, Вознесенский, Косыгин).

Те же члены и кандидаты Политбюро, которые делали свою карьеру в аппарате ЦК ВКП(б), хотя и выделялись работоспособностью и энергией, но были, как правило, послушными исполнителями воли Сталина. К этой группе относились Молотов, Маленков, Андреев и Шверник. В эту же категорию попадали также гражданские маршалы Ворошилов и Булганин, так как Сталин не решался наделять политической властью боевых маршалов.

Отсутствие у Маленкова волевых качеств самостоятельного лидера привело к его зависимости не только от Сталина, но и от Берии, с которым он быстро подружился. Они были людьми одного поколения и в сферах своих полномочий в Политбюро не соперничали. Сталин не поощрял личной дружбы между своими соратниками. Но он понял опасность союза Берии и Маленкова лишь в конце 1949 года. «Берия как-то сам сказал, — свидетельствует Хрущев в своих воспоминаниях, — „Слушай, Маленков — безвольный человек. Вообще козел, может внезапно прыгнуть, если его не придерживать. Поэтому я его и держу, хожу с ним. Зато он русский и культурный человек, может пригодиться при случае“» [476].