Лидеры Грузии не могли, конечно, проявлять равнодушие к матери Сталина, власть которого непрерывно усиливалась и чья жестокая воля ощущалась во всех уголках необъятного Советского Союза. Руководители республики настояли, чтобы Екатерина Джугашвили переехала в Тифлис, где в ее распоряжение предоставили флигель небольшого дворца в центре города, — в прошлом здесь была резиденция российского наместника на Кавказе. Мать Сталина перебралась в столицу Грузии со своим скарбом и заняла в отведенной для нее части дворца только одну комнату. Когда кто-либо из руководителей Грузии выезжал в Москву, Екатерина Георгиевна диктовала письмо сыну. Она отправляла ему и посылки — с кавказскими сладостями и вареньями. В ответ Сталин отправлял матери немного денег и короткие записки, которые Екатерина Георгиевна бережно хранила, их было всего восемнадцать за 16 лет (1922–1937 гг.). Позднее они хранились как «секретные» документы в одном из фондов Сталина при Институте Маркса — Энгельса — Ленина. По заданию ЦК КПСС историк Шота Чивадзе перевел письма Сталина на русский язык, но сохранил у себя черновики переводов. Незадолго до смерти Чивадзе передал эти черновики своему сослуживцу профессору Леониду Спирину, который первым поведал о них общественности[701]
. Сегодня письма Сталина и Надежды Аллилуевой Екатерине Джугашвили хранятся в Архиве Президента Российской Федерации в бывшей кремлевской квартире самого Сталина. Здесь с ними смог ознакомиться и Эдвард Радзинский, который рассказывает о них едва ли не как о своем новейшем открытии[702].Сталину было трудно писать матери не только из-за занятости. Он хорошо говорил, иногда читал по-грузински, но у него не было нужды писать на этом языке. В семье Сталина долгое время жил сын профессионального революционера Артема (Федора Сергеева), погибшего в 1921 году в одной из аварий. Сталин называл Артема другом и взял его малолетнего сына, также Артема, в свой дом, в одну комнату с маленьким Василием. Через 70 лет в одном из интервью на вопрос: «Приезжала ли в Москву мать Сталина?» — Артем Федорович Сергеев ответил: «Она всегда жила в Тбилиси. Я помню, как он однажды сидел и синим карандашом писал ей письмо. Одна из родственниц Надежды Сергеевны говорит: „Иосиф, вы грузин, вы пишете письмо матери, конечно, по-грузински?“ Знаете, что он ответил? „Какой я теперь грузин, когда собственной матери два часа не могу написать письма. Каждое слово должен вспоминать, как пишется“»[703]
.Самое большое письмо матери Сталин написал в марте 1934 года, через полтора года после самоубийства Надежды Аллилуевой. «Здравствуй, мама-моя! Письмо твое получил. Получил также варенье, чурчхели, инжир. Дети очень обрадовались и шлют тебе благодарность и привет. Приятно, что чувствуешь себя хорошо, бодро. Я здоров, не беспокойся обо мне. Я свою долю выдержу. Не знаю, нужны ли тебе деньги или нет. На всякий случаю посылаю тебе пятьсот рублей. Посылаю также фотокарточки — свою и детей. Будь здорова мама-моя. Не теряй бодрости духа! Целую. Твой сын Coco. 24/111-34 года. — Дети кланяются тебе. После кончины Нади, конечно, тяжела моя личная жизнь. Но ничего, мужественный человек должен всегда оставаться мужественным»[704]
. О самоубийстве Надежды Аллилуевой знали очень немногие члены партийного руководства. В официальном сообщении и многочисленных некрологах говорилось о «кончине», «преждевременной смерти», «болезненном состоянии», здесь были слова «смерть вырвала», «смерть скосила». Никакого медицинского заключения о причинах смерти не публиковалось. Внимательный осмотр тела Надежды Аллилуевой производился главным врачом Кремлевской больницы А. Каннелем и врачами Л. Левиным и Д. Плетневым. Их убеждали подписать бюллетень о смерти Аллилуевой от аппендицита, но все трое отказались[705]. В 1932 году это не повлекло для них никаких последствий. Слухов появлялось немало, но они не могли дойти до матери Сталина, которой сообщили полуофициальную версию об остром приступе аппендицита.О матери Сталина очень заботились. Она находилась под наблюдением лучших врачей, ее скромные потребности удовлетворялись за счет государства. У старой женщины, которая большую часть жизни прислуживала другим, более богатым людям, появилась теперь своя прислуга. Но мать Сталина не злоупотребляла новым положением, она сохранила почти все старые привычки и отказывалась от многих предлагаемых ей привилегий. Ей выдали постоянный пропуск в ложу Грузинского оперного театра, но она предпочитала церковь.