Неизвестный Сухой. Годы в секретном КБ

Мы сели в шикарный «ЗИМ» на заднее сиденье, и только тут я узнал, что катим мы в Университет на Ленинских горах. Там в секретной атомной лаборатории физического факультета работает его друг, специалист по герметичности ускорителей элементарных частиц. Они работают при глубоком вакууме, и проблема герметичности там стоит очень остро. Места нарушения герметичности они определяют специальным прибором — гелиевым течеискателем.

Оказывается, наш директор прослышал про трудности, которые мы испытывали при определении мест утечки керосина на моих моделях топливного отсека крыла, и договорился со своим другом о встрече и нашем знакомстве с работой гелиевого течеискателя. Жезлов предполагал приобрести такой прибор, если он нам подойдет. В душе я был очень благодарен этому грузному и, казалось бы, далекому от нашей конструкторской работы хозяйственнику. Хотя и не испытывал особых надежд на успех.

В новом монументальном здании Московского университета, в правом крыле физического факультета, у одной из дверей нас поджидал пожилой профессор. Под его предводительством мы прошли через пост охраны и оказались в большом зале лаборатории. Профессор подвел нас к достаточно габаритной металлической этажерке на колесиках. На ней было закреплено большое количество блоков, приборов со стрелками, баллонов и вентилей. Все это было переплетено трубками и электрожгутами.

«Вот этот прибор, о котором я вам говорил», — сказал профессор, обращаясь к Михаилу Сергеевичу, и начал объяснять технологию использования гелиевого течеискателя при локализации места разгерметизации ускорителя. Смысл его рассказа сводился к тому, что «прибор» катался внутри ускорителя и улавливал, как счетчик Гейгера, отдельные атомы гелия, которые просачивались внутрь ускорителя через нарушенную герметизацию. По увеличению частоты сигналов определялось место разгерметизации. Установка к тому же была очень капризной. Из-за большой чувствительности она начинала пищать уже при небольшой концентрации гелия, случайно попавшего в воздушное пространство ускорителя. Поскольку прибор был «совершенно секретным», как и все относящееся тогда к атомной тематике, никакой технической документации по нему мы на руки не получили. Тепло поблагодарили профессора и поехали к себе на завод.

«Ну как? Поможет такой прибор решить нашу проблему?» — поинтересовался Михаил Сергеевич моим мнением после минутного молчания. Так, сидя на заднем сиденье мчавшегося по Москве «ЗИМа», я сформулировал свой вердикт:

— Мы не можем использовать гелиевый течеискатель в существующем виде. Он работает в вакууме внутри ускорителя. В будущем возможно его использование, если наддувать наш топливный отсек гелием и «научить» прибор реагировать на просочившийся наружу гелий.

Михаил Сергеевич согласился со мной и в таком же духе доложил Евгению Алексеевичу Иванову, решавшему все проблемы производства. Нам же оставалось определять место утечки керосина только по пузырению воздуха внутри отсека при создании избыточного давления снаружи. Пузыри были керосиновые, если были остатки керосина, или мыльные, когда наносили мыльную эмульсию.

Мыльная эмульсия была в ходу при проверке гермокабин экипажа и салонов пассажирских самолетов. Конструкторов гермокабины наших новых самолетов тоже волновала проблема утечек. Но отличие проблемы конструкторов топливного отсека состояло в том, что мы должны были обеспечить герметичность на керосин, а не на воздух. Как известно, текучесть керосина во много раз больше, чем воздуха. И мы должны были обеспечить абсолютную герметичность, а современные гермокабины вентиляционного типа допускают значительные утечки, которые компенсируются наддувом.

Испытания первой же партии моделей топливного отсека позволили нам определить, что самым опасным местом, где разрушается герметик, являются углы топливного отсека. Оказалось, что каждый из видов нанесения герметика: внутри шва, жгутик по шву и поверхностная пленка — самостоятельно обеспечивают полную герметичность. Конечно, была очень важна соответствующая подготовка поверхностей, строгое соблюдение технологии приготовления и нанесения герметика. И все-таки мы решили на самолете использовать все три «барьера» на пути керосина из топливного отсека.

Особо стоял вопрос о технологических люках для ремонта герметизации внутри топливного отсека в период срока службы самолета. С одной стороны, люки — это дополнительный вес, трудоемкость и вероятность течи по крышкам. С другой стороны, наличие люков позволяло надежно определить место производственного дефекта герметизации и произвести его ремонт. Мы также допускали, что срок службы герметика как резиноподобного материала может оказаться небольшим. Со временем он может растрескиваться. И тогда, обеспечив ремонтопригодность конструкции нашего топливного отсека, мы продлим жизненный цикл самолета. Но для этого количество люков и их расположение должно было обеспечить хороший доступ к любой точке периметра топливного отсека. Александр Аветович Тавризов и Феликс Соломонович Померанц мертво стояли за люки.