Я уже писал Тебе, что начал работу над портретом этого К. М. Стаховского. Он приходил ко мне (как Ты в свое время) и так же, как Ты, идеально позировал. Разница в том, что Тебя я писал в условиях значительно лучшего освещения. Я считаю портрет законченным. Было шесть сеансов. Размер немного больше Твоего: Твой был 40 х 30 см, а этот 50 х 35 см. Твой богаче, т. к. писан с рукой и некоторыми аксессуарами. Вчера я его показывал родным и близким К. М-ча, все они (ион сам, и Евдокия Ивановна) признали хорошее сходство. Я привезу его в Ленинград, как всегда привожу свои летние работы, – показать. Это – единственная пока законченная работа этого лета. Пишу мало из-за неудачной погоды и не очень хорошего самочувствия: что-то этим летом восстановление сил и самочувствия идет медленно.
Умер писатель К. Г. Паустовский – почетный гражданин города Тарусы. Согласно его воле, похороны состоялись (17. VII) в Тарусе, у границы старого кладбища, – под сенью дуба, на вольном месте с видом нареки Тарусу и Оку. Место это было уже давно выбрано им лично.
Так как гроб в пути из Москвы на кладбище завозили на короткий срок в тарусский дом Паустовского, находящийся напротив нашего, мы видели и вынос гроба из машины в дом, и обратный вынос из дома – уже открытым. От дома до могилы (метров 500) гроб несли на руках. Похороны были многолюдными. Я ходил на кладбище и видел похороны с соседнего холма, отдаленного от места похорон овражком.
Я не схожусь с Тобой в оценке Паустовского как писателя. Я его очень люблю; все, что им написано, доходит до моего сердца и глубоко меня волнует, временами до слез (например, рассказ «Поводырь», включающий собственные стихи Паустовского); я глубоко уважаю его писательскую скромность, самостоятельность его взглядов, его гражданское мужество, наводившее на него неудовольствие и окрики сильных мира сего.
Мы продолжаем читать вслух произведения, рекомендованные Татусе. Недавно закончили «Бориса Годунова». Это для меня хорошая школа чтения вслух. <…>
От души Тебя обнимаю! Привет Твоим.
Виктор.
Таруса, 25.VII.1968 г.
Дорогой мой Волюшка!
Все Твои письма до меня доходят, но они festinant lente[223]
, – так действует почта, и Ты свое мрачное заключение сделал потому, что наши письма разошлись, да и я замедлил – и вот сейчас отвечаю сразу на два Твоих письма: от 13. VII и от 17. VII. А сам я Тебе послал письмо от 2. VII, затем от 12–13. VII, далее, от 20. VII; стало быть, это мое письмо – четвертое.