Читаем Неизвестный Жуков - портрет без ретуши в зеркале эпохи полностью

Георгий Константинович так оценил итоги контрударов на юго-западном направлении: "...В результате именно этих действий наших войск на Украине был сорван в самом начале вражеский план стремительного прорыва к Киеву. Противник понес тяжелые потери и убедился в стойкости советских воинов, готовых драться до последней капли крови". Маршал, тем не менее, ушел от ответа на вопрос, не был бы тот же результат достигнут с меньшими потерями в случае, если бы войска Юго-Западного фронта придерживались оборонительного образа действий. Хотя контрудары на других фронтах Георгий Константинович оценивает достаточно критически, признавая вину и Генштаба, и Главного Командования: "Ставя задачу на контрнаступление, Ставка Главного Командования не знала реальной обстановки, сложившейся к исходу 22 июня. Не знало действительного положения дел и командование фронтов. В своем решении Главное Командование исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы. В сложившейся обстановке к исходу 22 июня единственно правильным могли быть только контрудары мехкорпусов против клиньев бронетанковых группировок противника. Предпринятые контрудары, за исключением Юго-Западного фронта, в большинстве своем были организованы крайне плохо, без надлежащего взаимодействия, а потому и не достигли цели".

В стремлении представить в лучшем свете дела на том фронте, к которому он сам был причастен, Георгий Константинович неоригинален. Это характерно для подавляющего большинства военачальников всех времен и народов. Да и не только военачальники грешны здесь. Едва ли не каждому человеку свойственно вольно или невольно преувеличивать значение и результаты собственной деятельности. Если же взглянуть на вещи объективно, то приходишь к выводу: на Юго-Западном фронте последствия контрударов не были столь катастрофическими, как на других фронтах, только потому, что на данном направлении соотношение сил было наиболее благоприятным для Красной Армии. В распоряжении Кирпоноса и Жукова была самая мощная танковая группировка, а противостоявшая им немецкая группа армий "Юг" по числу дивизий и особенно по количеству танков значительно уступала соседней группе армий "Центр". Поэтому полного разгрома и окружения армий Юго-Западного фронта, как это случилось с Западным фронтом Павлова, в первые дни войны не произошло. О каком-то особом искусстве Жукова, по сравнению с другими командующими, в организации контрударов говорить трудно. Тем более что итог танковых сражений, закончившихся уже после отъезда начальника Генштаба с Юго-Западного фронта, был неутешительным для советской стороны. К 30 июня Юго-Западный фронт безвозвратно потерял 2648 танков - почти две трети тех, что он имел к началу войны. А к 9 июля потери возросли до 3464 машин, и танков в строю у советской стороны почти не осталось. Уже к вечеру 26 июня Кирпонос осознал бессмысленность продолжения наступления и обратился в Генштаб с просьбой разрешить вывести из боя механизированные корпуса и организовать отход войск на новые оборонительные позиции. Однако только что вернувшийся в Москву Жуков запретил это делать. В результате бессмысленные контрудары продолжались - Юго-Западный фронт понес большие потери, но львовский выступ так и не удержал. Львов был оставлен 30 июня. Накануне отступления оттуда советских войск жители города подняли восстание. Повстанцы захватили, в частности, городскую тюрьму и освободили оттуда заключенных, которым грозила неминуемая гибель. НКВД предписывал уничтожать политических заключенных в случае, если их нельзя было эвакуировать. На исход сражений на Западной Украине повлияла и антисоветская позиция местного населения, организовавшего вооруженные отряды. Эти отряды нападали на тылы войск Юго-Западного фронта. Призывники же из Западной Украины в большинстве своем либо дезертировали из Красной Армии, либо переходили на сторону немцев. Однако данный фактор все же не мог оказать решающего воздействия на исход приграничного сражения. Главным была значительно более низкая боеспособность советских войск и превосходство германских генералов в сфере организации и управления.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза