Позднее одной из своих знакомых, Людмиле Лактионовой, Жуков так прокомментировал этот инцидент: "Он пойдет отдохнет, а я тут не сплю несколько ночей". По всей видимости, в 46-м на памятном для Жукова заседании Главного Военного Совета и он, и Сталин о том разговоре вспомнили, и Георгий Константинович пожалел о былой несдержанности. Сталин таких оскорблений никогда не забывал, откладывая расчет с обидчиком до подходящего момента. В войну Жуков был нужен, а вот после войны настало самое время указать зарвавшемуся маршалу на его настоящее место в стране и мире.
Для контрнаступления были сосредоточены значительные резервы. Прежде всего, это три армии: 1-я Ударная, 10-я и 20-я, сформированные из свежих дивизий, переброшенных из Сибири и Дальнего Востока (в их ряды мобилизовали, вспомним свидетельство Власова, немало бывших заключенных). Кроме того, соединения из резерва Ставки влились в 30-ю и 16-ю армии, а также в армии Калининского фронта, который должен был оказать содействие в разгроме немецкой группировки в Калинине. Вряд ли было оправдано использование предназначенных для контрнаступления соединений в последние дни оборонительного сражения, на что пошли Жуков и Конев, опасаясь прорыва противника к Москве. Группа армий "Центр" уже не имела сил для такого прорыва, а тем более для успешного завершения операции по окружению и взятию Москвы. Ведь в начале декабря немцы еще не вступили в собственно Московскую зону обороны, а уже исчерпали все возможности для продолжения наступления.
5 и 6 декабря войска Западного, Юго-Западного и Калининского фронтов перешли в контрнаступление. К концу декабря группа армий "Центр" оказалась отброшена от Москвы на 100-150 километров, до Ржева, Волоколамска, Рузы, Мосальска, Белёва и Мценска, где контрнаступление фактически завершилось. Жуков так оценил его результаты: "Ударные группировки немецкой группы армий "Центр" потерпели тяжелое поражение и отступили".
Немецкое командование было встревожено советским контрнаступлением под Москвой, ставшее для вермахта полной неожиданностью. Даже приказ об общем переходе к обороне Гитлер отдал лишь 8 декабря. Гальдер записал в дневнике накануне: "События дня ужасающи и постыдны. Главком превратился в простого письменосца. Фюрер, не замечая его, сам сносится с командующими группами армий. Самым ужасным является то, что ОКВ не понимает состояния наших войск и занимается латанием дыр, вместо того чтобы принимать принципиальные стратегические решения, вроде приказа на отход войск группы армий "Центр" на рубеж Руза-Осташков"{3}.
19 декабря главнокомандующий сухопутных сил фельдмаршал фон Браухич, страдавший тяжелым сердечным заболеванием, подал прошение об отставке по состоянию здоровья. Во главе сухопутной армии встал сам Гитлер. А еще 16 декабря он отдал свой знаменитый "стоп-приказ", требующий от офицеров и генералов "своим личным примером... заставить войска с фанатическим упорством оборонять занимаемые позиции, не обращая внимания на противника, прорывающегося на флангах и в тыл". Гальдер так суммировал основные положения этого приказа: "Об отходе не может быть и речи. Отводить войска только с таких участков, где противник добился глубокого прорыва. Создание тыловых рубежей это фантазия. Фронт страдает только от одного - у противника больше солдат. Зато он не располагает большим количеством артиллерии. Его положение гораздо хуже, чем наше".
Не то чтобы фюрер вовсе отвергал идею создания тыловых оборонительных рубежей. Просто он сознавал, что для их оборудования требуется время, которое надо выиграть за счет "фанатического упорства" обороняющихся войск. Еще 6 декабря на совещании с руководством сухопутных сил Гитлер подчеркнул: