Неизвестный Жуков - портрет без ретуши в зеркале эпохи

Георгий Константинович не называет точной даты, когда их с Рокоссовским вызвали в Ставку, но утверждает, что перемещение Константина Константиновича на 2-й Белорусский фронт произошло на следующий день после их прибытия в Москву, Непосредственно перед данным эпизодом Жуков упоминает свое пребывание в 47-й армии в первых числах октября, а сразу после рассказа о перемещении Рокоссовского говорит о совещании в Ставке, состоявшемся в конце октября. Следовательно, мемуарист полагал, что его самого назначили командовать 1-м Белорусским фронтом где-то в середине октября. Однако в действительности рокировка командующих фронтами имела место 12 ноября, что подтверждается документами. И дневник пребывания на фронтах Великой Отечественной войны маршала Жукова в октябре и первой половине ноября фиксирует лишь одну поездку Георгия Константиновича в Москву - в ночь с 1-го на 2-е ноября. Он оставался в столице вплоть до 13 ноября, а в ночь на 14-е выехал поездом в Седлец, где размещался штаб 1-го Белорусского фронта. Командующим этим фронтом маршал был назначен 12 ноября приказом за No220263.

Те же события в мемуарах Рокоссовского освещены совсем по-другому: "Противник на всем фронте перешел к обороне. Зато нам не разрешал перейти к обороне на участке севернее Варшавы на модлинском направлении находившийся в это время у нас представитель Ставки ВГК маршал Жуков... Местность образовывала треугольник, расположенный в низине, наступать на который можно было только с широкой ее части, т. е. в лоб... С высоких берегов противник прекрасно просматривал все, что творилось на подступах к позициям, оборудованным его войсками. Самой сильной стороной его обороны было то, что все подступы простреливались перекрестным артиллерийским огнем с позиций, расположенных за реками Нарев и Висла, а кроме того, артиллерией, располагавшейся в крепости Модлин у слияния названных рек. Войска несли большие потери, расходовалось большое количество боеприпасов, а противника выбить из этого треугольника мы никак не могли. Мои неоднократные доклады Жукову о нецелесообразности этого наступления и доводы, что если противник уйдет из этого треугольника, то мы все равно занимать его не будем, так как он нас будет расстреливать своим огнем с весьма выгодных позиций, не возымели действия. От него я получал один ответ, что он не может уехать в Москву с сознанием того, что противник удерживает плацдарм на восточных берегах Вислы и Нарева.

Для того чтобы решиться на прекращение этого бессмысленного наступления вопреки желанию представителя Ставки, я решил лично изучить непосредственно на местности обстановку... До рассвета мы залегли на исходном положении для атаки. Артиллерийская подготовка назначена 15-минутная, и с переносом огня на вторую траншею противника батальон должен был броситься в атаку... То, что мне пришлось видеть и испытать в ответ на наш огонь со стороны противника, забыть нельзя. Не прошло и 10 минут от начала нашей артподготовки, как ее открыл и противник. Его огонь велся по нам с трех направлений: справа из-за Нарева косоприцельный, слева из-за Вислы - тоже косоприцельный и в лоб - из крепости и фортов. Это был настоящий ураган, огонь вели орудия разных калибров, вплоть до тяжелых; крепостные, минометы обыкновенные и шестиствольные. Противник почему-то не пожалел снарядов и ответил нам таким огнем, как будто хотел показать, на что он еще способен. Какая тут атака! Тело нельзя было оторвать от земли, оно будто прилипло, и, конечно, мне лично пришлось убедиться в том, что до тех пор пока эта артиллерийская система противника не будет подавлена, не может быть и речи о ликвидации занимаемого противником плацдарма. А для подавления этой артиллерии у нас средств сейчас не было. Учтя все это, не ожидая конца нашей артподготовки, я приказал подать сигнал об отмене атаки, а по телефону передал командармам 47-й и 70-й о прекращении наступления...

На свой фронтовой КП я возвратился в состоянии сильного возбуждения и не мог понять упрямства Жукова. Что собственно он хотел этой своей нецелесообразной настойчивостью доказать? Ведь не будь его здесь у нас, я бы давно от этого наступления отказался, чем сохранил бы много людей от гибели и ранений и сэкономил бы средства для предстоящих решающих боев. Вот тут-то я еще раз окончательно убедился в ненужности этой инстанции - представителей Ставки - в таком виде, как они использовались... Мое возбужденное состояние бросилось в глаза члену Военного совета фронта генералу Булганину, который поинтересовался, что такое произошло, и, узнав о моем решении прекратить наступление, посоветовал мне доложить об этом Верховному Главнокомандующему, что я и сделал тут же.