Неизвестный Жуков - портрет без ретуши в зеркале эпохи

"В штаб он обычно только к ночи добирался и, вместо того чтобы спать, все в любви мне объяснялся. Конечно, мне это очень нравилось, но я ему всегда говорила: "У тебя есть семья, жена, и между нами ничего не может быть". А потом как-то приехал Жуков в штаб фронта и прислал свою машину и адъютанта за мной - очень хотел встретиться со мной и поговорить. Я, конечно, поехала. Вначале он сам пробовал за мной ухаживать, а потом сказал: "Я знаю, у Ивана Степановича с семьей очень плохие отношения". Посоветовал мне почаще заглядывать в энциклопедию - видимо, считал, что я должна развиваться. После этого разговора я больше поверила Ивану Степановичу. Когда Конев узнал об этой встрече с Жуковым, то устроил мне грандиозный скандал: "Как? Ты встречалась с Жуковым? Что он от тебя хотел? Зачем поехала к нему?" Он очень хорошо знал Жукова, был наслышан о его романах. Иван Степанович переживал, что Жуков мне больше понравится".

Певица Лидия Андреевна Русланова, арестованная в 1948 году вслед за мужем генерал-лейтенантом Владимиром Викторовичем Крюковым, на вопрос следователя: "Что за ссора была между вами и Жуковым?" показала: "На именины Максима Дормидонтовича Михайлова (баса Большого Театра; не менее знаменитого, чем Русланова. - Б. С.) я приехала после концерта. Все были изрядно навеселе. Я этого не учла. Начала шутить, острить, рассказывать анекдоты. И вдруг Жуков оборвал одну из моих острот, причем как-то резко, по-солдатски. Я обиделась. Да и у других гостей настроение испортилось. Но Жуков этого не заметил: в тот вечер он увлекся молодой женой одного генерала и все время с ней танцевал. Потом они вышли в коридор и надолго пропали. И этот генерал, и все остальные сидели как вкопанные, только Александра Диевна, заподозрив неладное, отправилась в коридор (генерал-то наверняка все понял, но в коридор не пошел, предпочитая оставаться с рогами, зато при погонах! - Б. С.) - и натолкнулась на целующуюся парочку. Александра Диевна тут же подняла шум: "Вы только подумайте, я выхожу в коридор, а он целуется с чужой женой!" Генерал сидел не шелохнувшись. А Жуков попытался превратить все в шутку. "Ну что тебе, жалко, если я ее один раз поцеловал?" - улыбнулся он Александре Диевне. Так все и закончилось. К этому моменту я тоже перестала дуться - и веселье пошло своим чередом". В правдивости этих показаний трудно усомниться.

В свете рассказанного Руслановой и вдовой Конева с большим доверием начинаешь относиться и к заявлению жуковского адъютанта Алексея Сидоровича Сёмочкина, написанному в следственном изоляторе МГБ. По утверждению И. Мастыкиной, в архиве госбезопасности "до сих пор хранится заявление адъютанта Жукова Сёмочкина, в котором он обвиняет своего начальника в разврате с женщинами в служебном кабинете, после чего тот будто бы награждал их орденами и медалями". Опубликован жуковский ответ на эти обвинения, представленный секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Жданову 12 января 1948 года: "Обвинение меня в распущенности является ложной клеветой, и она нужна была Сёмочкину для того, чтобы больше выслужиться и показать себя раскаявшимся, а меня - грязным. Я подтверждаю один факт - это мое близкое отношение к Захаровой, которая всю войну честно и добросовестно несла свою службу в команде охраны и поезде Главкома. Захарова получала медали и ордена на равных основаниях со всей командой охраны, получала не от меня, а от командования того фронта, который мною обслуживался (замечательный глагол! - Б. С.) по указанию Ставки. Вполне сознаю, что я также виноват и в том, что с нею был связан, и в том, что она длительное время жила со мною (да, слаб оказался маршал, предал ту, которую любил и которая его любила; правда, здесь им двигал страх не только за карьеру, но и за саму жизнь: Георгий Константинович опасался, что Сталин собирается отправить его "в штаб Тухачевского". - Б.С.). То, что показывает Сёмочкин, является ложью. Я никогда не позволял себе таких пошлостей в служебных кабинетах, о которых так бессовестно врет Сёмочкин. К-ва действительно была арестована на Западном фронте, но она была всего лишь 6 дней на фронте, и честно заявляю, что у меня не было никакой связи".