Единственным правдоподобным объяснением принятого Сталиным 10 февраля решения отложить наступление на Берлин будет следующее. Верховный Главнокомандующий всерьез опасался, что после падения Берлина немцы будут стремиться сдаться только войскам западных союзников, которые и займут все удерживаемые вермахтом территории не только на Западе, но и на Востоке. Иосиф Виссарионович боялся, что англо-американские десанты высадятся в Восточной и Западной Пруссии, в Померании, в Западной Венгрии и даже в далекой Курляндии. Как раз с 4 по 11 февраля проходила конференция руководителей трех союзных держав в Ялте, где Черчилль и Рузвельт согласовали со Сталиным границы зон оккупации в Германии и Австрии. Восточная Германия вместе с Берлином, Померания и Восточная Пруссия отдавались под советский контроль. Никаких планов отправки союзных войск в эти регионы не существовало в природе, даже в виде чисто гипотетического варианта. Однако Сталин, похоже, не вполне доверял своим западным Партнерам и решил подстраховаться. Вместо того чтобы двигаться на Берлин, советские дивизии в феврале и марте атаковали померанскую, восточнопрусскую и курляндскую группировки противника. Наступление в Курляндии вообще не имело никакого смысла. Там все равно скопилось избыточное для данной протяженности линии фронта количество немецких войск, а возможность их эвакуации в Германию ограничивалось только пропускной способностью курляндских портов и наличием морского тоннажа. В конце марта бывший начальник штаба 2-го Прибалтийского фронта генерал Л.М. Сандалов, только что назначенный на ту же должность на 4-й Украинский фронт, говорил начальнику Генштаба А.И. Антонову: «Для разгрома курляндской группировки у 2-го Прибалтийского фронта сил маловато, а для активной обороны более чем достаточно. Одну, а то и две армии оттуда можно снять». Однако, как признает Леонид Михайлович, из Курляндии «Ставка почти ничего брать не стала».
Внезапная остановка советского наступления на Берлин породила у Гитлера надежду на возможность сепаратного мира с Советами. 5 марта Геббельс записал в дневнике: «Фюрер думает найти возможность договориться с Советским Союзом, а затем с жесточайшей энергией продолжать войну с Англией. Ибо Англия всегда была нарушителем спокойствия в Европе. Если бы она была окончательно изгнана из Европы, то мы жили бы, по крайней мере, известный период времени в условиях спокойствия. Советские зверства, конечно, ужасны и сильно воздействуют на концепцию фюрера. Но ведь и монголы, как и Советы сегодня, бесчинствовали в свое время в Европе, не оказав при этом влияния на политическое разрешение тогдашних противоречий. Нашествия с востока приходят и откатываются, а Европа должна с ними справляться».
В политической дальновидности Гитлеру и Геббельсу не откажешь. С советским вторжением 45-го года Европа справилась менее чем за полвека — к началу 90-х. Только вот расчеты на сепаратный мир со Сталиным были построены на песке. Советский вождь не питал никакой любви к Англии и Америке, но начать разборки со своими вынужденными союзниками собирался только после сокрушения Рейха. Пример молниеносного возрождения германской военной машины после поражения в Первой мировой войне был у всех перед глазами. Также Черчилль, Рузвельт и сменивший Рузвельта Трумэн, не испытывая ни малейшей симпатии к коммунизму, отвергали идею сепаратного мира с Гитлером. Потенциально Германия была более опасным врагом для них, чем Советская Россия, и оставлять Рейх побежденным, но не сломленным, с диктаторским террористическим режимом, совсем недавно завоевавшим почти всю Западную Европу, было бы слишком опасно.
В период подготовки несостоявшегося февральского наступления на Одере произошел один трагикомический случай. Вот записка Жукова командующему 1-й гвардейской танковой армией М.Е. Катукову, датированная 1 февраля 1945 года: